Белое и черное - Сэйси Екомидзо Страница 33

В универмаге S на улице Икэбукуро как обычно царило столпотворение. Людской водоворот делал его похожим на гигантскую центрифугу.

У прилавков словно муравьи кишмя кишели люди, в узких проходах невозможно было ступить и шагу, не продираясь сквозь людские тела. От станции Икэбукуро к универмагу, затертый в плотную людскую толпу, спокойной походкой шагал мужчина.

При росте метр семьдесят пять он на голову возвышался над толпой и был бы заметен в любой толчее.

Человек этот двигался, полностью отдавшись людскому потоку, поскольку прихрамывал на левую ногу и пользовался тростью.

Излишне уточнять, что речь идет о Нэдзу Гоити, коменданте пятого участка жилого массива Хинодэ, попавшего в последнее время на страницы всех газет.

В прошлом кадровый военный, Нэдзу неуклонно сохранял былую выправку. Сосредоточенный взгляд прямо перед собой, впалые щеки — в его облике сквозила холодная суровость одиночества.

Сегодня на нем не обычная рабочая одежда, а даже пиджак (правда, несколько потрепанный) и галстук (не из элегантных).

29 октября, суббота. Оставив дом на Юкико, он выбрался в город.

Четыре часа, в универмаге «час пик».

Рядом с главным входом отдел галантереи. На металлических кольцах висят галстуки.

Нэдзу остановился перед прилавком и принялся крутить в руках то один, то другой. Продавцы разрывались между покупателями, и никто не предложил ему своих услуг. Нэдзу это вполне устраивало, он продолжал перебирать галстуки, но внимательно проследив за его взглядом, можно было понять, что дело не в них. Просто на прилавке стояло зеркало, и комендант как бы ненароком наблюдал в нем толпу у себя за спиной.

В этой толпе его взгляд выхватил чье-то знакомое женское лицо. Дзюнко! — понял он, и на секунду в его глазах полыхнул странный огонек.

Дзюнко уехала сегодня из Хинодэ вовсе не потому, что следила за комендантом. У нее была назначена встреча в кафе с господином Хибики Кёскэ, директором фармацевтической фирмы «Квин», находящейся в районе Сибуя.

Пошел двадцатый день с тех пор, как ее муж Тацуо загадочно исчез. Единственным надежным человеком, к кому она могла в такой ситуации обратиться за советом, был ее бывший покровитель Хибики Кёскэ, господин К.Х.

После убийства в Хинодэ его отношения с Дзюнко благодаря автору анонимных писем всплыли на поверхность и частые визиты сыщиков доставляли порядочно хлопот, но тем не менее на ее просьбу о встрече седовласый любовник сразу же ответил согласием.

Они встретились в кафе, в отдельном кабинете. Лицо господина Хибики как и прежде светилось теплотой, а в уголках глаз лучились морщинки.

— А ты похудела, — сочувственно произнес он.

— Так ведь не сплю по ночам!

Дзюнко ответила намеренно резко, хотя на самом деле всей душой тянулась к этому зрелому мужчине.

— Плохо! Что, полиция замучила, наверное?

— Да. Правда, к этому-то я уже привыкла, но столько всего…

Действительно, все эти двадцать дней Дзюнко была втянута в лихорадочный водоворот событий и чувствовала себя совершенно разбитой. Сотрудники розыскного отдела без конца донимали ее расспросами о возможном местонахождении мужа. Похоже было, что ее упорное «не знаю» никого не устраивало. К тому же, ее постоянно подозревали еще и в том, что она отнюдь не случайно вовлекла в случившееся Киндаити Коскэ. Настойчивые преследования корреспондентов, косые взгляды соседей… Дзюнко была измучена до предела.

— От мужа никаких вестей?

— Никаких, — слабым голосом ответила она и тут же с отчаянием выпалила: — Да и вообще — он, может, где-то мертвый лежит!

Такую версию уже начали обсуждать газеты, аналогичное подозрение имелось и у сыщиков. Хибики знал это.

— Харуми!

Он неожиданно назвал Дзюнко тем именем, под которым она работала в баре.

В таком обращении был свой нюанс. Так он обращался к ней в то время, когда она стала его любовницей, а он ее покровителем.

Потом появился Судо Тацуо. Разумеется, он знал о существовании Хибики. Знал — и все же хотел ее. Дзюнко страшно мучалась, но, в конце концов, порвала со своим седовласым покровителем и умчалась к молодому-сексапильному (воспользуемся выражениями анонимного письма). Хибики же тогда продемонстрировал щедрость натуры и выдал ей на прощание приличную сумму.

Когда Тацуо был тяжело ранен в стычке с хулиганами и оказался между жизнью и смертью, Дзюнко, оставшись без денег, могла броситься с мольбами о помощи только к Хибики. Разумеется, взамен ему нужно было ее тело. Она убаюкала совесть старой красивой фразой: я делаю это ради спасения мужа.

Супруг поправился, начал работать, и Дзюнко следовало бы порвать с Хибики. Но ведь в тяжелые периоды жизни в отношениях между мужем и женой возникают сложности…

Тацуо работал, как сумасшедший, а ей не хватало мужского внимания. Неожиданно для себя она обнаружила, что возможность отдаваться любовным ласкам Хибики, к которым она уже так привыкла, доставляет ей радость.

Что же касается Хибики, то мужчина есть мужчина: работая в баре, Дзюнко не огрубела, не зачерствела душой, и рядом с ней он чувствовал себя уютно и спокойно.

Таким образом, отношения между ними продолжались и после выздоровления Тацуо.

— Харуми!

Хибики снова назвал ее прошлым именем и прикрыл своей ладонью ее руку, лежавшую на столе.

— Промашку я допустил.

— Вы о чем?

— Не стоило мне рассказывать твоему мужу про мадам. Впрочем…

— Что — «впрочем»?

— Он тогда специально ко мне приходил, сказал, что и без всякого письма знал, что наши прошлые отношения… что они восстановились.

— Ой!

— Ты не замечала этого?

— Совершенно!

— Вот как! Ха-ха-ха! Или он превосходный актер, или совсем слабак — не решился ситуацию обострять. Мне он сказал, что боится тебя потерять совсем.

Услышанное не оказалось для Дзюнко полной неожиданностью, у нее и самой появлялись подобные мысли. Но ей не хотелось этого признавать, более того, хотелось быть благодарной мужу за его великодушие, и она никогда не позволяла себе укрепиться в подозрениях. Скорее, она ожидала какого-нибудь тяжелого разговора. К слабости, нерешительности мужа Дзюнко относилась с материнской любовью.