Записки Клуба Лазаря - Тони Поллард Страница 33

— В последние годы он страдал от страшной подагры, — продолжал отец. — Всем известно, что у Наполеона был геморрой — некоторые даже утверждают, что из-за него он проиграл битву при Ватерлоо, — но только мне было известно о подагре Веллингтона.

Я снова стал жить как обычный штатский. Вместе с твоей матерью мы начали выходить в свет. Но это уже совершенно другая история.

Он замолчал, погрузившись в воспоминания о прекрасных днях молодости, но вскоре снова вернулся к своему рассказу.

— Это было в 1829 году, и к тому времени великий генерал был уже премьер-министром. Но смягчило ли это его грубые военные замашки? Нет, у него был все тот же несносный характер, и он, мягко говоря, недолюбливал дураков. Я видел, как во время войны он доводил чуть ли не до слез опытных офицеров, и в парламенте продолжал вести себя в том же духе.

Затем он решил поддержать католиков. Веллингтон никогда не являлся реформатором, но он был достаточно хитер, чтобы понять и признать необходимость перемен как единственного способа избежать неприятностей. Поэтому он проголосовал за эмансипацию католиков. [1]

Я фыркнул, услышав его слова. Мы были одной из самых цивилизованных стран в мире, а все еще никак не могли избавиться от пережитков Средневековья.

Отец, никогда не относившийся серьезно к религии, кивнул в знак согласия.

— Правда, странно? Всего тридцать лет назад католики не имели права голоса. Думаю, это случилось из-за поражения в Гражданской войне. Но многие не поддержали решение Веллингтона. Одни недовольно шептались по углам, другие благоразумно держали свое мнение при себе. Но только не лорд Винчилси. Этот клоун представил премьер-министра радикалом и совершил огромную глупость, открыто критикуя его за пропаганду папства. Знаешь, что сделал Железный герцог?

Я пожал плечами.

— Он вызвал его на дуэль — вот что.

Я посмотрел на лежавший у меня на коленях пистолет.

— Верно. Веллингтон вызвал его. Конечно, он пытался держать это в секрете. Дуэли уже многие годы были под запретом, и подобная выходка казалась неслыханной для премьер-министра. Он и сам пытался запретить дуэли во время американской кампании, но безуспешно. Офицеры — горячий народ.

Я слушал с огромным интересом, но все же перебил отца.

— А как ты оказался причастным к этой истории? — спросил я, давая ему возможность немного передохнуть — он и так говорил слишком много.

— По правилам дуэли на каждом поединке должен присутствовать врач, чтобы обработать раны или констатировать смерть. Старый вояка обратился ко мне за помощью, и хотя в душе я был против, пришлось согласиться. На самом деле у меня практически не было выбора — он был герцогом Веллингтоном да вдобавок еще и премьер-министром, так что ты сам понимаешь.

Отец рассмеялся над своей шуткой, и в этот момент мне показалось, что он стал выглядеть как будто даже моложе своих лет. Я дал ему стакан воды, он сделал несколько глотков и продолжил:

— В назначенный день я прибыл на Баттерси-Филдс с утра пораньше. Там я встретился с герцогом, который приехал со своим секундантом. С ними был еще один человек, его представили мне как арбитра. Все вместе мы ждали Винчилси. Я предпринял последнюю попытку отговорить герцога от участия в дуэли, но меня резко оборвали: «Вы находитесь здесь, чтобы оказывать медицинскую помощь, а не мешать нам. Проверьте лучше ваши хирургические инструменты».

С прибытием Винчилси секундант отвел меня в сторону. Похоже, его волновал не столько исход битвы, сколько риск того, что о дуэли станет известно. Я видел, как из футляра вытащили пистолеты и зарядили. Оба участника дуэли следили за процессом. Затем раздали оружие, после чего дуэлянты, стоя спиной друг к другу, обменялись несколькими фразами, которые я не расслышал. Вероятно, Винчилси в последний раз предложили извиниться за свою выходку, но он отказался. Затем бросили монету, чтобы выяснить, кто будет первым. Я был потрясен, как можно доверять свою жизнь такой пустяковой вещице, как монета. Дуэлянты отошли друг от друга на шесть шагов, повернулись и обменялись взглядами через барьер.

Я тысячу раз видел, как люди убивали друг друга, но все эти случаи происходили во время войны, а не ранним утром в четверг посреди Лондона. Это было совершеннейшим безумием, и я содрогнулся при мысли, что премьер-министр может погибнуть на дуэли по своей прихоти. А вдруг он будет ранен и я не смогу его спасти? Я войду в историю как врач, по вине которого погиб один из величайших героев страны. Меня совсем не прельщала подобная перспектива. Но мои дурные предчувствия никого не волновали, дуэль шла своим чередом, и я не мог ее предотвратить.

Дуэлянты сообщили арбитру о своей готовности, и он подал знак Веллингтону, который по жребию должен был стрелять первым. Герцог направил пистолет на своего противника. Настала мучительная пауза, но затем он отвел пистолет и выстрелил в сторону. В ответ Винчилси опустил пистолет и выстрелил в землю. Вот так все и закончилось: дуэль состоялась, оба участника были удовлетворены. Я достал из врачебной сумки фляжку с бренди, которую носил для медицинских целей, и отхлебнул из нее.

На отца снова накатила слабость, и он опустился на подушки. Я почувствовал себя виноватым, что позволил ему говорить так долго, но его рассказ был таким увлекательным. Пока он отдыхал, я взял пистолет и направил его так же, как это сделал Винчилси, дулом в пол.

Мне стоило оставить отца на время одного, но мое движение снова заставило его приподняться.

— Веллингтон подарил их мне. Вероятно, он отдал их гравировщику по пути в парламент тем же утром. Никто не пострадал, но тем не менее о дуэли стало известно и это наделало много шума. Как я и опасался, скандал положил конец политической карьере Веллингтона. Все сочли поступок премьер-министра, рисковавшего своей жизнью на дуэли, легкомысленным. Он был самым целеустремленным и самонадеянным человеком изо всех, кого я знал, на поле боя или за его пределами. И, несмотря на его упрямство, я не мог не восхищаться им.

Я положил пистолет в футляр. Отец выглядел совсем утомленным, и не успел я встать со стула, как он уже погрузился в глубокий сон. Мне повезло, что в доме не было Лили. В противном случае я не избежал бы справедливых упреков, что заставил его говорить так долго. Но, возможно, только врачи знают, что лекарство — это не только микстуры и пилюли. Взяв футляр, я тихо вышел из комнаты.

На следующий день я рано утром уехал из дома, а вернувшись, целый час провозился с пустыми склянками в операционной отца, наполняя их новым содержимым.

Дни пролетали незаметно, и прошло три недели, прежде чем я это осознал. Состояние отца почти не изменилось, и я уже стал подумывать о возвращении в Лондон, поскольку продолжительное отсутствие в больнице могло уже стать ощутимым. Чтобы скоротать время, я начал присматривать за парой пациентов моего отца, которые жили в деревне. Мне все равно нечем было заняться, и я решил, что будет лучше, если люди не станут утруждать себя поездками в Лэнсдаун к доктору Биллингу. Работа была нетрудной, но мое присутствие в операционной, похоже, вызвало уважение местных жителей и, что еще важнее, Лили. Я не сомневался: она надеялась, что я наконец-то все пойму и решу взять практику. Помимо визита нотариуса моего отца из Мейтленда и регулярных посещений доктора Биллинга, с которым я провел около часа за интересной беседой, в доме не было гостей.