Неприкасаемые - Буало-Нарсежак Страница 33

— Что?! Тем типом в черном, который выстраивает родственников и… потом… Шутишь?

— Вовсе нет. Кере согласился.

От приступа безумного смеха Ронан едва не согнулся пополам. Он хрипит, будто задыхается, и лупит себя кулаками по ляжкам.

— Ну, умора! Ты небось вздумал наколоть меня.

— Честное слово.

Наконец Ронан выпрямляется, утирает глаза рукавом и, немного успокоившись, говорит:

— Если вдуматься, то это именно то, что ему нужно. Пусть помаленьку привыкает. Ты видел его в деле?

— Нечего ржать тут, — раздраженно отзывается Эрве. — Эта новая работа у него в печенках сидит. Вначале он наотрез отказывался. И ей-богу, я его хорошо понимаю.

Ронан напускает на себя оскорбленный вид.

— Нет плохих работ, — проникновенным голосом произносит он. — Ты что-то вдруг снобом заделался. Я, например, был бы счастлив поработать распорядителем в похоронном бюро.

Ронана сотрясает новый приступ смеха.

— Я не виноват, — говорит он, отсмеявшись. — Но разве не потеха? Я будто воочию вижу, как он склоняется в глубоком поклоне, шаркает ножкой… Пожалуйста, сюда, мадам… мсье… Следуйте за мной… Он, похоже, попал в свою стихию, парень.

— У тебя что, сердца нет? — не выдерживает Эрве.

Лицо Ронана заметно мрачнеет.

— Никогда больше не употребляй подобных слов, — шепчет он. — Ты сам не понимаешь, что говоришь.

Он встает и обходит гостиную, как больной в приемной зубного врача, пытающийся забыть о боли. Потом возвращается и садится.

— Ладно. Рассказывай дальше. Я слушаю.

— Мне больше нечего рассказывать. Мне кажется, он там долго не протянет, только и всего.

— Да что ты в самом деле, кланяйся себе перед покойничком, поклоны бей, тут семи пядей во лбу иметь не надо.

— Да, но ты подумай об унижении.

— По унижению — это я собаку съел, забыл, что ли? Ладно, проехали. Где он там устроился? В какой фирме, я хочу сказать? В Париже не одно ведь похоронное бюро.

— Не рассчитывай на меня, не скажу.

Ронан с комичным видом поднимает вверх брови.

— Уверяю тебя, камня за пазухой не держу.

— Послушай, старик, — говорит Эрве, — мне надоело лгать. Они оба, и Кере, и жена его, доверяют мне, а выходит, что я помогаю тебе травить его. Вполне возможно, Кере и сволочь, но с меня, ей-богу, хватит. Допустим, я тебе скажу, где он работает. А через недельку на него ушат грязи и тю-тю! Нет. Завязываю. Продолжай один.

Ронан картинно воздевает руки к небу.

— Послушай, ты попал пальцем в небо, клянусь тебе. Хочешь, докажу? Возьми Кере к себе. Отыщи ему какое-нибудь местечко. Для такого важного господина, как ты, у которого тьма-тьмущая всяких предприятий, проблема нехитрая.

— Представь себе, я и сам уже об этом подумывал, — огрызается Эрве.

— Думать-то ты, может быть, и думал, а вот о том, что в этом случае придет конец всем анонимным письмам, вряд ли.

— Почему?

— Да ты знаешь жизнь Кере не хуже моего. Станешь его боссом — чем скандальным я смогу тебя удивить? Верно или нет?

— Верно, — признает Эрве.

Ронан настаивает.

— Забери его к себе и тем самым пасть мне заткнешь.

— А что под этим кроется? — недоверчиво интересуется Эрве.

Ронан вкладывает в улыбку все добродушие, на которое только способен.

— Да, — заявляет он, — признаюсь. Когда я вспоминаю Кере, на душе кошки скребут. Но я вовсе не собираюсь мстить ему вечно. Дважды я его ткнул в лужу, ты прав. С него хватит. И если я предлагаю тебе взять его к себе на работу, то лишь для того, чтобы не поддаваться впредь искусу. Видишь? Я играю с тобой в открытую. Предложение без всяких задних мыслей.

— И ты перестанешь ему писать?

— Да, разумеется. С какой стати мне сообщать тебе то, что ты сам прекрасно знаешь!

Эрве задумывается.

— Похоже на правду, — бормочет он. — Да, это выход.

— И наилучший, — уверенно поддакивает Ронан. — А что ты можешь ему предложить? Ему ведь подавай не самое утомительное. Как ты думаешь, он согласится переехать сюда, ну, конечно, захватив жену?

— Нет, — решительно отвечает Эрве. — Он ни за что не вернется сюда. И пора бы тебе это уяснить.

— Жаль, — тянет Ронан.

— Ты, надеюсь, не собираешься с ним встречаться?!

— Э, да кто его знает!.. Ладно! Я шучу. Не корчи такую рожу. Значит, договорились. Ты предлагаешь ему работу. Но не сразу. Пусть чуток еще побарахтается в дерьме. Доставь мне такое удовольствие! А потом, согласен, поднимай его к себе на борт, и дело закрыто. А в глазах Элен ты предстанешь спасителем. И она рухнет в твои объятия.

— Ах вот оно что! Теперь ясна твоя задумка! — вспыхивает Эрве. — Ты по-прежнему считаешь себя сильнее всех. Но на этот раз ты маху дал.

— Сдаюсь, — добродушно соглашается Ронан. — Всем известно, что ты живешь анахоретом. Послушай, мне пришла в голову одна мыслишка. Сказать?

Закусив губу, он зашагал по комнате. Эрве подошел к окну, отодвинул штору и с нежностью взглянул на свою стоявшую вдоль тротуара машину. Он также задумался. Предложение Ронана вовсе не глупо.

— Ну вот, придумал, — говорит Ронан за его спиной. — По-моему, подходяще.

Эрве снова садится. Ронан остается стоять, положив руки на спинку своего кресла, и лицо его внезапно становится напряженным.

— Кере — тип образованный, — начинает он. — Почему бы не предложить ему место экскурсовода. Погоди, не спорь! Ты ведь как раз ставишь на ноги туристическое агентство. Некоторые маршруты, надо думать, пройдут по Бретани… по пляжам… по холмам… что-нибудь такое. Да или нет?

— Да, конечно.

— Не забывай, что Кере знает Бретань как свои пять пальцев. Вспомни его лекции. Лучшего гида, чем он, тебе не отыскать.

— А если он откажется?

— Меня тошнит от твоих идиотских замечаний! Неужели ты и впрямь думаешь, что он станет сомневаться, когда ему приходится каждый день сталкиваться с нескончаемой вереницей вдов и вдовцов? Да он с восторгом все бросит и перейдет к тебе. Это очевидно. Как дважды два. Кроме того, есть и другое преимущество. Отправной пункт всех путешествий — Париж?

— Да. Большинство экскурсий однодневные, но некоторые, возможно, займут оба воскресных дня. А почему ты спрашиваешь?

— Да потому, что Кере не рассердится на тебя, если ты ему поможешь развеяться и забыть на несколько часов все неприятности, пережитые в Париже… Ты видишь, насколько я щедр и великодушен. А жена его будет оставаться одна в доме.

— К чему ты клонишь?