Эффект предвидения - Надежда и Николай Зорины Страница 32

На скамейке напротив расположилось оборванное цыганское семейство. Неподалеку автовокзал, наверное, они там просят милостыню и промышляют гаданием, а сюда пришли отдохнуть от работы – у них тоже обеденный перерыв. Сейчас обязательно к ней прицепятся. Ну вот, одна цыганка уже отделилась от толпы и двинулась к Ане.

А Ирина так и не появилась, хотя уже начало второго. Ждать ее дальше бессмысленно. Видимо, решила сегодня не обедать или перекусить в другом месте. Надо уходить, пока не подошла цыганка.

Аня долго, бесцельно бродила по улицам, делать было нечего. Она зашла в какой-то совершенно незнакомый район и наткнулась на маленький, непрезентабельный с виду кинотеатр.

Ну что ж, два часа можно не скитаться незнамо где, не придумывать себе занятия, а просто спокойно посидеть. А там и время домой идти.

Сеанс начинался через десять минут. Аня купила билет и прошла в зал. Показывали «Ночной портье». Когда-то, в глубоком детстве, вскоре после смерти бабушки, родители смотрели этот фильм по телевизору, а ее услали к себе в комнату. Ей так понравилось название, и было обидно и страшно сидеть в детской. Вот тогда-то она и нарисовала первый портрет бабушки – положение во гроб: ярко-красный, кумачовый длинный ящик получился у нее лучше, чем ярко-желтое, в морщинках, бабушкино слепое лицо.

Фильм оказался совсем неплохим и даже смог ее отвлечь от кошмаров. Но когда она выходила из кинотеатра, ей показалось, что на троллейбусной остановке, через дорогу, стоит он, гость-бегун, дворовый призрак.

Как можно было расслабиться и забыть о нем? Конечно, он следил за ней все время, пока она торчала в скверике, бродила по городу. Может, и в кинотеатре сидел рядом. А теперь поджидает на остановке, чтобы проводить до дому.

Или это не он? Похож, очень похож, но… Лица отсюда не разглядеть, а вся похожесть заключается лишь в серой ветровке и джинсах. Ну, мало ли мужчин одевается подобным образом? Вполне заурядный наряд.

Нет, это точно не он: сел в троллейбус и даже не оглянулся. Тот бы обязательно дождался ее.

Или все-таки он? Решил подкараулить ее у подъезда, как утром? Подкараулить, чтобы…

Надо идти к Булатовичу. И чем скорее, тем лучше. Вот прямо сейчас и пойти.

Нет, сейчас нельзя, уже начало пятого, скоро придет Ирина и, возможно, даже не одна, а со своим знакомым Олегом, то ли психоаналитиком, то ли, чтоб уж не размениваться по мелочам, психиатром.

Да и не поверит ей Булатович, просто отмахнется, и все. Ирина вот не поверила же. И Кирилл, когда приедет, не поверит.

Нет, Кирилл-то поверит. Потому что к тому времени, когда он приедет, уже все поверят. Потому что… Потому что призраки уже сделают свое дело.

Но что же ей делать, что же делать?

Ехать домой и ждать Ирину во дворе.

Рядом с призраком-бегуном на скамейке ждать?

Нет, ждать она будет в своей квартире. Успокоиться нужно, перестать паниковать и дождаться Ирину. Осталось совсем немного. Может, они даже придут почти одновременно.

Аня пошла к остановке. Такси долго не удавалось поймать. Подъехал троллейбус. Аня села в него и через полчаса уже была возле своего дома. Теперь предстояло преодолеть два препятствия: пройти четвертый этаж и войти в собственную квартиру.

Аня втянула голову в плечи, набрала в грудь побольше воздуха и нырнула в подъезд, как в омут.

«Красное и черное» – вот как они назывались, эти духи, твои духи. «Красное и черное». Изящный флакончик в кожаном футляре, половина окрашена красным, половина – черным.

Ты хотела меня обмануть, притворившись призраком. Но запах выдал тебя. Ты хотела меня погубить, вступив в сговор с другими призраками.

Да нет, ты и сама призрак. Это сейчас ты притворилась живой. Ты давно умерла, и вместе с тобой умер твой запах.

Жаркий день поздней весны убил тебя. И еще этот запах убил. Он тогда был повсюду. Комната пахла «Красным и черным», перебивая запах тополя из окна. И пах пистолет. Кожаный футляр пистолета пах «Красным и черным». И тот, кто пытался тебя защитить, пронизан был запахом этим. Ты держала флакончик в руке и смеялась ярко-красным накрашенным ртом (как не шел тебе этот цвет!), что-то громко, зло говорила, смеялась и пахла, мучительно пахла. И тогда выпало красное. Красное выпало в тот вечер. Красное выпадет сегодня. Все повторится.

Красное и черное. Ты давно умерла. Красное и черное. Ты идешь и пахнешь «Красным и черным». Невозможно. Но ты идешь.

Зачем ты явилась опять? Ты же знаешь, чем все закончится, ты жила в той концовке, в той концовке ты умерла.

Ты явилась опять. Зачем? Думаешь, что теперь мы поменяемся ролями: ты погубишь меня? И расскажешь, кто я…

Я не убийца! Они обманули. Я не убийца.

Тебе не удастся меня погубить, ты не успеешь. Все будет так, как тогда: «Красное и черное», комната, пистолет (да, пистолет! Совсем несложно оказалось его достать). Я убью тебя снова. Теперь ты одна, теперь ты одна – красное выпадет.

Как же ты мучительно пахнешь! Улица заполнилась запахом твоих духов. Троллейбус подъехал и тоже пахнет. Ты вошла в троллейбус. Ну что ж, мы поедем вместе.

Села к окну, смотришь прямо перед собой, дышишь тяжело, вдыхая свой запах, смертельный запах.

Зачем ты вернулась? Я не хочу повторений! Но ты вернулась, и, значит, нужно… Чтобы можно было жить дальше.

Ты вернулась и едешь в троллейбусе, сводишь с ума этим запахом и делаешь вид, что меня здесь нет, что ты едешь сама по себе, просто едешь, а не заманиваешь в ловушку повторений.

Пистолет был невыносимо тяжелый, а затвор такой тугой, что пришлось рукоятку зажать коленями и тянуть изо всех сил вниз двумя руками. А теперь снова придется… Зачем ты вернулась, зачем?

Встала. Пробираешься к выходу. Остановка. Выходим. Снова улица. Запах льется. Весенний день, на который опять выпадет красное.

Да, ты призрак, просто призрак. Ты убита была в тот весенний день, на который выпало красное. Тебя нет, тебя нет, тебя не может быть!

Завернули во двор. День не успел превратиться в вечер, вечер не перешел в ночь. Слишком светло, тревожно светло, опасно светло. И… так не должно быть светло. Но ночи мне не дождаться – запах убьет не тебя, а меня.

Ты нырнула в подъезд, как в омут. И я следом – как в омут. Нужно чуть поотстать. Ты так ни разу и не оглянулась, может, и на самом деле не знаешь, что я уже здесь.

Ступеньки, ступеньки, ступаю. Верхний, пятый этаж – ну конечно! Теперь-то меня не обманешь.

Дверь осталась открытой. Неужели все же ловушка? Как могла ты не закрыть дверь? Ты боишься меня так же, как я тебя.