Соглядатай Его Величества - Пол Догерти Страница 32

Ланкастер и Эврё начали встречу с обычных дипломатических банальностей; Эврё посетовал на отсутствие Эдуарда и усмехнулся, когда взбешенный Ланкастер рявкнул в ответ, что в отлучке короля повинна смута в Шотландии. Затем началось обсуждение гасконских дел, и обе стороны в который раз принялись излагать длинные перечни взаимных обид. Корбетт пропускал мимо ушей звучные речи — они казались ему клокотаньем воды в котле. Он сразу заметил, что по правую руку от Луи Эврё сидит де Краон. Главный французский шпион тоже узнал его, но избегал смотреть ему в глаза, и потому Корбетт сверлил его взглядом. Удивился ли де Краон, увидев его? Корбетт догадывался, что да, но лицо француза оставалось непроницаемо — он выслушивал перечень жалоб, излагавшихся английской стороной. Корбетт вздохнул и уже не в первый раз за день подумал о Мэв. Ее лицо сияло у него в памяти, словно лампада во мраке, нежные голубые глаза и длинные светлые волосы мерещились неоступно. Как бы ему хотелось, чтобы Мэв оказалась сейчас здесь, среди этих важных, самодовольных вельмож, от чьих замыслов и слов уже через год не останется даже памяти.

Голоса сделались громче, и Корбетт очнулся от мечтаний. Луи поддразнивал Ланкастера, и весьма успешно: граф, распалившись от злости, почти орал в ответ. Корбетт почувствовал, что в воздухе нависла гроза, и даже писцы поглядывали вбок, замерев с перьями в руках, беспомощно ожидая, что же будет дальше. Корбетт быстро взглянул на де Краона и заметил в глазах француза искорку глумливого ликования. Господи, подумал Корбетт, да они добрались до нас уже и здесь, в самом Вестминстерском дворце! Ему вспомнилось нападение в пригородах Парижа, вспомнилась трепетная красота Мэв, и он ощутил ярость. Корбетт шепнул на ухо Ланкастеру, чтобы тот сказал что-нибудь такое, что вмиг положит конец непрекращающимся издевкам французов.

— Милорд Эврё! — выкрикнул Ланкастер, отмахнувшись от Корбетта. — Я должен принести извинения за суматоху и разлад с нашей стороны, однако они вызваны особыми обстоятельствами. — Он огляделся по сторонам, явно испытывая удовольствие при виде того, как от его слов в зале воцарилась полная тишина. — Только что, — зычно продолжал Ланкастер, — мы велели схватить человека, близкого королевскому совету, настоящую гадюку, пригретую у нас на груди! Изменник выдавал наши тайны врагам короля и здесь, и… — тут граф для вящего эффекта помедлил, — за морями.

Его слова встретил испуганный гул среди англичан, что стояли позади французских посланников. На них Корбетт не обращал внимания — он пристально наблюдал за откликом французов: Эврё не казался огорченным, а де Краон сосредоточенно дергал за ниточку, вылезшую из его рукава, и потом что-то прошептал на ухо графу Луи. Корбетт приготовил западню и теперь ожидал, что французы угодят в нее.

— Месье граф Ланкастер! — воззвал Эврё. — Мы рады, что наш английский кузен избавился от такой большой неприятности. Мы надеемся, что названная гадюка не вовлечена в переговоры с нами, ибо, если изменник предавал вас, он с равным успехом мог предавать и нас.

— И это все, милорд? — Корбетт сам удивился, услышав собственный голос.

Эврё бросил на него высокомерный взгляд.

— Разумеется, — ответил он. — Что еще к этому можно добавить?

«Что еще?» — сказал себе мысленно Корбетт, не обращая внимания на вопросительные взгляды Ланкастера и враждебную гримасу де Краона. Однажды он уже устраивал для французов западню — много лет назад, в Шотландии, и теперь сделал это снова. Он в этом не сомневался. Он взволнованно стиснул кулаки и больше не удосуживался вслушиваться в дальнейшие дискуссии, которые касались более скучных, мелких вопросов.

Переговоры закончились только ближе к вечеру, но, как позже саркастически обронил Ланкастер, говорилось много, а сказано было мало. Французы полагали, что существует способ уладить все споры, сожалели об отсутствии английского короля, но — и тут де Краон бросал многозначительные взгляды на Корбетта — скоро Филипп IV лично изложит английским посланникам свои мысли по поводу разрешения всех сложностей. Затем французы представили охранные грамоты для английских посланников, которым предстояло вместе с ними отправиться во Францию. Когда Ланкастер объявил, что послом поедет Корбетт, де Краон усмехнулся, а Эврё принял оскорбленный вид, словно ожидал услышать имя человека повыше чином. Встреча закончилась, Корбетт терпеливо выслушал сердитые восклицания Ланкастера, а потом отправился в Тауэр, чтобы навестить Уотертона.

Он сел в хлипкий ялик и поплыл по оживленной реке мимо доков, мимо огромных железных весов, мимо галер и судов, наполнявших Лондон роскошью, а карманы его купцов — деньгами; мимо рыбацких лодок, мимо торговцев, мимо виселиц с телами казненных пиратов, с пустыми глазницами и зияющими ртами, откуда давно излетела душа. А вокруг, не замечая этого напоминания о смерти, сновали живые в своей погоне за богатством; вот проплыла нарядная барка, блестя черными лакированными боками и позолотой, в дорогом одеянии из дорогих тканей, знамен и штандартов и прочих пышных украшений, которые громче фанфар возглашали, что судно это непростое.

Лодочник провел ялик под вздымающимися арками Лондонского моста. Вода бурлила и пенилась, словно кипя в гигантском котле, и Корбетт ощутил страх, но лодка пронеслась мимо бурунов прямо и смело, точно безупречно выпущенная стрела. За деревьями показался Тауэр — огромный донжон, возведенный еще Вильгельмом Завоевателем, ныне окружали и защищали стены, башни и рвы. Эта крепость стояла на страже лондонского покоя; там размещались королевская сокровищница и государственный архив, но там же находилась темница — место мрака, ужаса и беззвучной смерти. В подземельях Тауэра королевские палачи и пытчики добывали правду — или искажали ее к собственной выгоде.

Корбетт поежился, поднимаясь по ступеням к причалу Тауэра; был тихий, приятный, золотой вечер, но его безнадежно омрачал неизбежный визит в тюрьму. Он прошел по подвесному мосту и углубился в длинную вереницу сумрачных проходов и ворот, расположенных таким образом, чтобы легко было загнать в западню и умертвить любого злоумышленника. На каждом углу, возле каждого поворота Корбетта останавливали основательно вооруженные, бдительные молодые люди, обыскивали его и внимательно изучали грамоты и письма, которые он предъявлял. Один из этих стражников сделался его проводником: похожий на привидение, облаченный в кольчугу, в стальном остроконечном шлеме, скрывавшем лицо и голову, он шагал впереди, сжимая меч, а широкий плащ развевался вокруг него, напоминая крылья исполинского нетопыря. Они прошли сквозь несколько стен и наконец вышли на поросшую травой лужайку, посреди которой возвышался огромный, устремленный к небесам норманнский донжон.

Здесь, в самом сердце Тауэра, жил гарнизон крепости с прислугой; во дворе стояли двухэтажные деревянные дома для важных должностных лиц — таких, как констебль и управляющий, лачуги для работников, а также каменные поварни, кузни и прочие службы. На лужайке играли дети — они скакали вокруг огромных военных орудий, таранов, баллист и катапульт, лежавших на дворе, и веселые крики резвящихся ребятишек на время заглушали молчаливую угрозу, исходившую от этих машин смерти. Проводник подвел Корбетта к донжону и, держась близко к стене, подошел к маленькой боковой двери в ее основании.