Кот, который жил роскошно - Лилиан Джексон Браун Страница 32

– Вы женаты?

– Как-то раз был.

– И как долго?

– Достаточно для того, чтобы стать специалистом в этой области.

– А я женился прошлым летом и думаю, что жить без этого нельзя, – произнёс молодой репортёр.

– Поздравляю!

Принесли ростбифы, и Квиллеру пришлось вторично напоминать о хрене. Потом он обратился к Мэтту

– Где вы живете?

– В «Счастливом Лесу». «Все молодые пары отдают дань "Счастливому Лесу", – подумал Квиллер. – Там они растят детей и беспокоятся о сорняках на лужайках». Сам же он, будучи в душе бродягой, предпочитал съёмные квартиры или гостиницы.

– А я остановился в пентхаусе "Касабланки", – сказал Квиллер. – Это вам о чём-нибудь говорит?

– Пару месяцев назад там убили арт-дилера.

– Вы были на месте преступления?

– Нет, – сказал полицейский репортёр. – Убийца оставил признание и покончил с собой. А в тот самый день случилась ещё авиакатастрофа, поэтому в течение двух недель предпочтение отдавалось именно этой новости.

– Вам что-нибудь известно об убийце?

– Художник по имени Росс Расмус. Специализировался на рисунках грибов . Вы представляете? Я думаю, он был полным шизиком. Намалевал признание на стене красной краской.

– На какой стене? – спросил Квиллер.

– Не знаю. Не помню, была ли упомянута вообще какая-нибудь стена.

– «Может быть, – подумал Квиллер, – художник вернулся к себе в мастерскую, где хранил краски, и там написал признание. То есть в квартире 14-В. Киистра Хедрог, возможно, что-нибудь об этом знает».

– А были какие-нибудь версии о мотиве преступления? – спросил он Мэтта.

– Ну, они были, вы понимаете, любовниками. Об этом все знали. Женщине нравилось отыскивать молодых талантливых художников. Считалось, что она нашла Россу Расмусу заместителя, а он рехнулся от ревности. Вскрытие показало присутствие наркотиков в крови. Он был накачан ими до предела, когда совершал убийство.

– А орудие преступления?

– Оно, по-моему, так и не было установлено.

– Я вот почему спрашиваю: в пентхаусе развешано множество его картин, и на каждой – грибы и нож. Нож японский, а на кухне есть точно такой же, какой нарисован на картинах.

– Да, – отозвался Мэтт. – Их в городе полно. У моей жены, например. Она любит им шинковать.

Они в молчании поедали свои сандвичи, причём Квиллер сожалел об отсутствии хрена.

– Тело художника упало сверху на машину какого-то мужчины, – сказал Квиллер спустя две-три минуты. – Его показания имеются в вашем репортаже. Не припомните, как его звали?

– О нет. Это было два месяца назад.

В этот момент молодая дама (сапоги и юбка по последней моде) подошла к их столику, и Мэтт представил её как Сашу Криспен-Шмитт из «Утренней зыби».

Квиллер поднялся и радушно, но лукаво сказал, что читал её колонку и что она ему понравилась.

– Спасибо, – ответила она, разглядывая его усы. – Я о вас слышала. Не вы ли живете где-то на Севере, в городке со смешным названием?

– В Пикаксе. Население – три тысячи человек. А насчет забавного названия… У нас неподалеку есть Содаст-сити, Чипмунк и Брр: по буквам «б-р-р». Выпьете с нами кофе или чего-нибудь покрепче?

– С удовольствием бы, – проговорила мисс Криспен-Шмитт, – но мне необходимо вернуться в офис для очередного р-а-з-н-о-с-н-о-го совещания. Что вы делаете в городе?

– Хотелось одну зиму провести вдалеке от трёхметровых сугробов и ледяных торосов.

– Он живёт в этой развалине, в «Касабланке», – сказал Мэтг.

– Неужели? – удивилась она. – Я и сама когда-то там жила. Почему вы выбрали это жуткое место?

Там разрешают держать кошек, а у меня два сиамца.

– И как вам здание?

– Интересное, если вы мазохист.

– И на каком этаже вы живете?

– На четырнадцатом.

– Лучше быть повыше.

– Если не считать того, что оба лифта могут сломаться одновременно.

– Не на четырнадцатом ли пару месяцев назад произошло убийство?

– Именно так мне и сказали.

– Ой, знаете, мне бы хотелось ещё поболтать… Может, мы как-нибудь пообедаем, пока вы здесь?

– С удовольствием, – откликнулся Квиллер. Когда она отошла, он обратился к Мэтту: – Привлекательная девушка. Замужем?

Репортер кивнул.

– За одним из наших спортобозревателей.

– Давайте закажем десерт, а, Мэтт? Сегодня дежурное блюдо – тыквенный пирог со взбитыми сливками. Интересно, каковы они на вкус? Настоящие ли? Человек, живущий в миле от молочной фермы, быстро привыкает к хорошему.

Официантка, так и не принесшая ему хрен, не смогла сказать, из настоящего коровьего молока сделаны сливки или нет.

– Если вы этого не знаете, видимо, они ненастоящие, – подытожил Квиллер. – Тогда принесите яблочный пирог с сыром. Он хотя бы настоящий? Впрочем, уверен, что нет. Давайте лучше замороженный йогурт.

После кофе и десерта они покинули пресс-клуб и каждый пошёл в спою сторону: Мэтт – обратно в полицейское управление, Квиллер – на автобус, идущий до «Касабланки».

– Спасибо, – сказал на прощанье репортер. – Мне было очень приятно с вами пообедать.

– Мне тоже, – откликнулся Квиллер. – И кстати, не сделаете мне одолжение? Проверьте, пожалуйста, ваши записи по делу Бессингер, посмотрите, чью машину разбили на стоянке, хорошо? А потом позвоните мне. Вот номер.

День едва перевалил за половину, а вокруг «Касабланки» царила тишина. Прежде чем подняться по выщербленным ступеням, Квиллер оглядел стоянку машин. «Слива» надежно покоилась в своём двадцать восьмом «стойле», но его интересовали машины, примостившиеся у самой стены здания, под номерами от первого до двадцатого, поскольку прямо над ними находилась терраса, с которой прыгнул Росс. Номера с двадцать первого до сорокового располагались на западной стороне стоянки. После наступления темноты оба ряда освещались недостаточно – на всю большую стоянку имелся только один прожектор.

Квиллер не понял почему, но его рука потянулась к усам. Его роскошные усы были интересны тем, что в минуты сомнения, опасности, подозрений всегда посылали ему сигналы. Вот и сейчас он ощутил покалывание над верхней губой. Входя в здание, Квиллер потёр усы костяшками пальцев.

Поднявшись к себе наверх, он обнаружил под дверью ещё один конверт и застонал, решив, что здесь снова побывала Изабелла. Но конверт был из плотной бумаги цвета слоновой кости, и его имя было выведено очень аккуратно. Может, от Винни Уингфут, подумал он с надеждой и надорвал конверт. Послание, написанное не шариковой, а чернильной ручкой, гласило: «Вы не могли бы оказать мне честь, отужинав у меня в семь? Аделаида Пламб». В левом нижнем углу стояли монограмма и номер телефона.