Последний соблазн - Вэл Макдермид Страница 32

«Вильгельмина Розен» прокладывала себе путь в темных водах. Однако здесь не было заторов, не было сложных мест, поэтому за штурвалом стоял Гюнтер, давая шкиперу возможность поработать с документами в своей каюте. Его внимания уже давно дожидались счета за погрузку и отгрузку, расписки за горючее, ведомости. Но у него все не хватало времени сосредоточиться на них.

Рассказ Генриха Гольца не столько отвечал на вопросы, сколько ставил их. Наверное, команда считала своего шкипера недалеким и прямолинейным, ведь он никогда и никому не рассказывал, что происходило у него в голове. Он жил сам по себе, лишая себя человеческого общения. И единственное, что помогало ему отбиваться от завладевавшей им тьмы, было чтение, хотя дед пытался отказать ему даже в этом. Еще мальчишкой он тайно приносил на баржу книги в мятых обложках, купленные на распродажах или в рыночных киосках, и жадно поглощал их по ночам в своем крошечном закутке на носу — приключенческие романы, биографии, детективы, — а потом выкидывал за борт, чтобы старик случайно не нашел какую-нибудь из книг и не пропесочил внука за напрасно потраченное время. Но книги научили мальчика смотреть в глубь вещей.

Итак, тайна замка Хохенштейн стала ключом, которым он открыл запертую дверь в свое прошлое. Ему пришлось побродить по коридорам и комнатам, прежде чем он понял, что внутри. Но некоторые комнаты так и остались погруженными во тьму, потому что не было никакой возможности осветить их. Например, что представляла собой его бабушка. Она умерла еще до его рождения, и он понятия не имел, то ли она разжигала садизм в своем муже, то ли своей любовью усмиряла его в гневе, пока была жива. Кто знает.

И ему почти ничего не удалось узнать и о своей матери. Несколько раз дед упоминал о ней как о шлюхе или проститутке, опоганившей родной порог. Среди вещей деда не нашлось даже ее фотографии. Не исключено, что он сотни раз, не узнавая, проходил мимо нее на улице. Ему нравилось думать, будто его ненависть когда-нибудь поможет ему, но он отлично понимал, что принимает желаемое за действительное.

Из свидетельства о рождении он узнал немного. Мать звали Инге. Ей было девятнадцать лет, когда он родился, и работала она секретаршей. На месте фамилии отца стоял прочерк. То ли она не знала, кто отец, то ли у нее имелись причины хранить молчание. Возможно, он был женат. Возможно, был полным идиотом, с которым она не хотела связать себя на всю жизнь. Возможно, она пыталась защитить его от гнева своего отца. Все возможно, ведь кто знает, какой была Инге и не издевался ли ее отец над ней так же, как издевался над внуком. Но сын презирал ее за то, что она бросила его на произвол судьбы, от которой сама сбежала.

После похорон старика он спросил у моряков, что им известно о его матери. Пока старик был жив, они и рот открыть не смели, а когда его не стало, Гюнтер рассказал то немногое, что знал сам.

Инге растили в строгости. Ее мать держала девочку при себе, старательно вылепливая из нее правильную немку. Но когда она умерла, Инге не упустила своего шанса. Едва отец переступал порог, она становилась скромницей, подавала еду, мыла, чистила, скребла дом, одевалась невзрачно и открывала рот, только отвечая на вопросы старика. Однако стоило «Вильгельмине Розен» скрыться из виду, и все сразу менялось.

Гюнтер слышал от моряков, что Инге постоянно видели в портовых барах, где она пила с молодыми парнями до самого утра. Естественно, у нее были любовники и репутация веселой девчонки, если не шлюхи.

Наверное, она знала, что искушает судьбу. У моряков свой особый мир и сильное чувство принадлежности к этому миру, так что раньше или позже слухи о ее поведении должны были дойти до ушей отца. Но прежде чем это случилось, она забеременела. Теперь, когда молодой шкипер задумался об этом, он не мог понять, почему она не избавилась от него. В середине семидесятых не так уж трудно было сделать аборт в Гамбурге. Значит, она очень хотела родить ребенка, если решилась его выносить, несмотря на такого отца.