Петерс Латыш - Жорж Сименон Страница 32

Лицо Латыша задергалось. Он заморгал. Отпил глоток рома.

Пожал плечами, словно говоря: «В конце концов…»

Когда он заговорил, голос его звучал глухо:

— Позднее, когда я полюбил женщину, я думал, что не смогу быть больше предан… Наверное, мог. Я любил Петерса, как… Не знаю, как. Я дрался с товарищами, которые не хотели признавать его превосходство, а поскольку я был самым слабым, то принимал удары с чем-то вроде ликования.

— Такое подчинение одного другому встречается у близнецов, — вставил Мегрэ, приготовляя себе второй стакан грога. — Вы не подождете минутку?

Он подошел к двери, крикнул Леону, чтобы тот принес ему трубку, которая осталась в кармане пальто, а также табак.

Латыш перебил его:

— А мне папиросы, пожалуйста.

— И папиросы, хозяин… «Голуаз».

Мегрэ вернулся на место. Оба молча ждали, покуда служанка не принесла то, что они просили, и удалилась.

— Вы вместе учились в Тартуском университете, — продолжил Мегрэ.

Латыш не находил себе места. Он курил, покусывая гильзу, сплевывал крошки табака, мерил комнату резкими шагами, хватался за вазу, стоявшую на камине, переставлял ее, речь его становилась все лихорадочнее.

— Именно там это и началось. Брат учился блестяще. С ним носились преподаватели. Студенты терпели его превосходство. Терпели до такой степени, что даже избрали его президентом корпорации «Угала», хотя он был одним из самых молодых.

Мы много пили пива в кабачках. Я — в особенности. Не знаю, почему я так рано начал пить. Причин у меня не было. Словом, я пил всегда.

Думаю, главное потому, что после нескольких стаканов мир представлялся мне таким, каким я его выдумывал, и я играл в нем блистательную роль.

Петерс был очень груб со мной. Называл меня «грязным русским». Вам этого не понять. Наша бабушка по материнской линии была русской. А у нас русские, особенно после войны, считались пьяницами, бездельниками, мечтателями.

В это время начались беспорядки, разжигаемые коммунистами. Брат возглавил корпорацию «Угала». Они отправились за оружием в казарму и ввязались в бой прямо посреди города.

А я струсил. Это не моя вина. Я струсил. Не смог идти.

Остался в кабачке за закрытыми ставнями и пил все время, пока это продолжалось.

Мне казалось, что мое предназначение — стать великим драматургом, как Чехов, чьи пьесы я знал наизусть. Петерс смеялся над этим. «Ты? Ты всегда будешь неудачником!» — потешался он.

Беспорядки, столкновения тянулись целый год, все пошло кувырком. А так как армии было не справиться, горожане создали нечто вроде ополчения для защиты города.

Мой брат, глава корпорации, превратился в важную особу, с ним стали считаться даже серьезные люди. У него еще и усов не было, когда о нем заговорили как о будущем государственном деятеле свободной Эстонии.

Но порядок восстановился, и тут обнаружился скандал, который с трудом удалось замять. При проверке счетов выяснилось, что Петерс использовал корпорацию прежде всего для личного обогащения. А поскольку он был членом нескольких комитетов, то подделывал все подписи.

Ему пришлось уехать. Он отправился в Берлин, откуда написал, чтобы я ехал к нему. Вот там мы оба и дебютировали.

Мегрэ наблюдал за Латышом, за лихорадочным возбуждением на его лице.

— Кто изготовлял фальшивые бумаги?

— Петерс научил меня подделывать любой почерк, заставил пройти курс химии. Я жил в маленькой комнате, и он давал мне двести марок в месяц. Через несколько недель он купил себе машину и стал катать в ней любовниц.

Мы подделывали главным образом чеки. Из чека на десять марок я делал чек на десять тысяч, а Петерс сплавлял их в Швейцарии, Голландии, один раз даже в Испании.

Я много пил. Он презирал меня, обращался со мной жестоко. Однажды из-за меня его чуть не арестовали — я не совсем удачно подделал чек Он избил меня тростью.

А я молчал. Я по-прежнему им восхищался. Не знаю, почему. Впрочем, он всем внушал восхищение. Одно время он мог, если бы захотел, жениться на дочери немецкого министра.

Из-за неудачно подделанного чека нам пришлось уехать в Париж, где я сначала жил на улице Эколь де медсин.

Петерс уже не работал в одиночку. Он связался с несколькими международными бандами. Много бывал за границей и все реже прибегал к моим услугам. Разве что иногда, когда надо было подделать какую-нибудь бумагу: я в этом деле здорово поднаторел..

Он давал мне немного денег. «Ты годен только на пьянство, грязный русский!» — не уставал он повторять.

Однажды он объявил, что уезжает в Америку для какой-то грандиозной аферы, которая сделает его миллиардером.

Приказал мне перебраться в провинцию, потому что в Париже служба контроля за иностранцами уже несколько раз меня допрашивала.

— Сидеть тихо — вот и все, чего я от тебя прошу. Немного, правда?

Я уехал в Гавр.

— Там вы встретили ту, которая стала госпожой Сванн?

— Ее звали Берта…

Он замолчал. На шее резко обозначился кадык.

Наконец, Петерс не выдержал:

— Тогда я еще мог захотеть «кем-то» стать. Она была кассиршей в гостинице, где я жил. Видела, как я каждый день прихожу пьяный. И бранила меня. Она была совсем молоденькая, но серьезная. Глядя на нее, я думал о доме, о детях…

Однажды вечером, когда она читала мне мораль и я был не очень пьян, я разрыдался в ее объятиях и поклялся, что стану другим человеком. Мне кажется, я сдержал бы слово.

Мне все опротивело. Мне надоело бродяжничать.

Так прошел почти месяц. Понимаете, это глупо… По воскресеньям мы вдвоем отправлялись в концерты. Стояла осень. Мы возвращались через порт, смотрели на корабли.

О любви мы не говорили. Она утверждала, что она мне только друг. Но я знал, что когда-нибудь…

Так вот, однажды вернулся брат. Я ему срочно понадобился. Он привез с собой целый чемоданчик чеков, которые надо было подделать. Спрашивается, где он их только набрал! Там были чеки всех крупных банков мира.

По случаю он сделался морским офицером и взял себе имя Улафа Сванна. Он остановился в моей гостинице. Пока неделями напролет — это тонкая работа! — я подделывал чеки, он носился по портам побережья и скупал суда.

Новая его афера продвигалась. Он объяснил мне, что договорился с одним из крупнейших американских финансистов, который, судя по всему, должен был играть в комбинации закулисную роль. Речь шла о том, чтобы объединить в одних руках все крупные международные банды.

Уже удалось создать синдикат бутлеггеров. Нужны были малотоннажные суда для контрабанды спиртных напитков…

Стоит ли вам рассказывать, что было дальше? Петерс запретил мне пить, чтобы заставить меня работать. Я жил взаперти у себя в комнате, обложенный лупами часовщиков, кислотами, перьями, чернилами всех сортов, был даже портативный печатный станок.