Не все трупы неподвижны - Вадим Россик Страница 31

— Чюсс! И тебе того же самого. Амре и детям привет.

Отключаю мобильник, но не успеваю отложить его, как он снова гудит. Машалла! Впрочем, это любимая супруга Марина.

— Халло, родной! Чем занят?

— Халло! Собираюсь с духом.

— Для какого подвига?

— Для ужина.

— Великолепно! Ужин — это основа основ полноценного функционирования мужского организма, — хихикает Марина.

— Прикалываешься?

— Так, самую малость. Хочу тебя предупредить, дорогой, что до понедельника не смогу тебе звонить.

— Почему?

— Саша постирал свой хэнди вместе с рабочими штанами.

Кто не знает, немцы называют мобильные телефоны хэнди. Почему-то они считают, что так звучит по-американски круто, хотя на самом деле по-английски мобильник — селл-фоун.

— Ну, постирал парень хэнди, и что теперь?

— Как что теперь? Парень остался без связи. Ты же знаешь, что у нас магазины в выходные не работают, а Саша с друзьями едет сегодня на рыбалку с ночёвкой. Вот он и попросил у меня мой хэнди. Вернёт в понедельник вечером. После работы заедет в салон связи, подберёт себе что-нибудь и вернёт.

— Ладно, золотко. Как-нибудь уж продержусь два дня без твоих советов.

— Шутишь? — с подозрением спрашивает Марина.

— Шутю.

— Тогда целую и чюсс! До понедельника.

— Чюсс!

Пока болтал с Мариной, подошло время ужина. Ну, что ж. Да не оскудеет мой стол! Отправляю себя на макароны с сыром и помидорами. Пора делом доказывать своё выздоровление.

В столовой никого из Камбрэ больше нет. Только зубастая Луиза и Кассандра переговариваются на кухне. За прямоугольным столом наряду со знакомыми мне байкерами де Миньонами и подавленным бухгалтером Пападопулосовым сидят двое новеньких: мама Буэно — рослая, грозная, как авианосец, немолодая женщина с твёрдым выражением мягкого лица и её муж — атлетически сложенный, жгучий, кареглазый брюнет. Любой из этой пары вполне мог толкнуть меня в лопатки. Женщина решительно трясёт мне руку и оглушительно представляется:

— Корнелия!

Брюнет целых полминуты оглашает своё имя. Я даже не пытаюсь его запомнить. Всё равно не понимаю, где заканчиваются имена и начинаются фамилии. На выручку мне приходит мама Буэно. Она жестом останавливает на полпути разогнавшегося мужа и громогласно произносит по-немецки:

— Зовите его Педро, сеньор Росс!

У мамы Буэно вместо грозно-раскатистого испанского Пэдррро! получается нежное мягкое Пииидро. Ну что ж, вынужден согласиться с тем, что предлагается. Пидро так Пидро. Впрочем, чтобы гордый испанец не обижался, пусть будет дон Пидро.

Пока происходит взаимное представление, из кухни появляется Луиза и голосом из туфлей предлагает в качестве аперитива белое вино с орешками, миндалём и крекерами. Коротышка Жан заговорщицки мне подмигивает. Вот, мол, теперь совсем другое дело! Я подмигиваю в ответ. Да, Кассандра меня не обманула. Пока я болел, в столовой действительно произошла бархатная революция.

Осушаем бокалы с вином и приступаем к макаронам. Вкусно! Луиза не пожалела помидоров. Их там тонны. Сыр тоже не приходится выискивать с помощью микроскопа. Постепенно языки развязываются. Оказывается, мама Буэно сносно, хотя и излишне голосисто, говорит на немецком и французском языках. Своего красавчика-мужа она называет «тесоро» — сокровище. Дон Пидро-с-длинным-предлинным-именем говорит только по-испански, поэтому ничего не говорит. Зато де Миньоны стрекочут по-французски, как сороки на берёзе. Между нами говоря, по моим предположениям, на их стульях сидит не меньше пятидесяти миллионов евро. Пападопулосов, как всем известно, не оратор. Я собираюсь тоже в основном помалкивать.

— Сеньоры! Вы обратили внимание, какая здесь отвратительная погода? — задаёт риторический вопрос мама Буэно. — Сокровище, передай мне соль.

— Я слышал, Корнелия, что вы из Венгрии? — нарушаю я своё обещание молчать.

— Совершенно верно. Я из Кишкунфеледьхазы. Вы бывали в Венгрии, сеньор Росс?

Жанна красиво поднимает брови.

— О боже! Что за чудовищное звукосочетание! Где это?

— Кишкунфеледьхаза? Она лежит между Секешфехерваром и Ходмезёвашархеем, родилась я в Сазхаломбатте. А Сазхаломбатта…

Жанна умоляюще зажимает уши.

— Пощадите! Я сдаюсь.

Мама Буэно секунду с удивлением смотрит на бельгийку, потом обращается к дону Пидро:

— Сокровище, положи мне ещё макарон.

Молчун Пападопулосов первым заканчивает трапезу. Он встаёт с места, делает лёгкий поклон всем сразу и удаляется в чёрном облаке скорби.

— От бедняги ушла жена. — понизив зычный голос, сообщает мама Буэно. — Он хочет её вернуть, поэтому и приехал в Лурд. Умоляет святую Бернадетту, чтобы помогла. По-моему, нельзя жить воспоминаниями. Воспоминания вгоняют в депрессию. Знаете, что этот угрюмый болгарин мне вчера выдал?

Жанна спрашивает своим ломким голосом:

— Что же вам выдал мсье Пападо?

— «Я не люблю еду! Она меня не радует». Вот что он сказал, не сойти мне с этого места. Представляете? Как такое возможно? Сокровище, налей мне капельку портвейна.

Достойно увенчав ужин дижестивом, состоящим из бренди, наше общество, по предложению мамы Буэно, перемещается в гостиную. Впрочем, я плетусь следом только из спортивного интереса. Помня о фиаско, постигшем блистательную Жанну де Миньон, хочу лично убедиться, что маме Буэно удалось-таки справиться с разгулом мракобесия в логове мсье Франсуа.

— Камбрэ! — произносит бородатый Камбрэ, когда мы входим в гостиную.

Не обращая особого внимания на благочестивого психа, Жанна, мама Буэно и дон Пидро располагаются в удобных креслах. Жанна кладёт на стол колоду карт. Жан включает телевизор, копается в коллекции видеокассет. Я убеждаюсь в триумфе потрясающей мамы Буэно. Франсуа разгромлен, побеждён, прижат к стенке в своём тёмном углу. Старикан скрещивает руки на Священном Писании, его губы дрожат, он тяжело дышит, но больше не протестует — молча смотрит на бесчинства сатанинских существ в своей тихой гостиной. В самом деле, есть у революции начало, нет у революции конца.

— Садитесь с нами, сеньор Росс. Разок сыграть по маленькой ещё никому не повредило, — приглашает меня мама Буэно, с такой ловкостью тасуя карты, что её не пустили бы ни в одно казино. — Сокровище, подвинь кресло сеньору Россу.

Я отказываюсь. В карты играть не умею и не люблю. Возможно, не люблю, потому что не умею. Так или иначе, желаю всем приятного вечера и двигаю себя к выходу.

— Минутку, мсье Росс! — обращается ко мне Жан, оставив в покое видеокассеты. — Вы ведь хотели увидеть русские парусники в Сете?

— Да, а что?