Приключения в дебрях Золотой тайги - Станис Фаб Страница 31

Тем временем за тысячи и тысячи верст от Кежмы в правительственных, а также в деловых кругах обеих столиц шли сложные переговоры, которые должны были иметь и экономический, и политический результаты. Одной из важных фигур в переговорах был иркутский купец, промышленник и исследователь А. М. Сибиряков.

Он и сам пытался осваивать ангарские пороги, доказывал возможность использования на сибирских реках крупных судов. Водные пути нужны были поднимающейся сибирской промышленности для перевозки машин, ввоза и вывоза сырья, готовой продукции.

Но водные пути Сибири очень интересовали также и европейские державы, которые рвались не только на север, но и на восток, в Монголию и Китай. В 1880 году Виггинс вел караван уже из шести судов, набитых товарами. Но только в 1887 году он, наконец, достиг цели и пробился на судах к Енисейску.

На фоне этого успеха английский посланник в Петербурге Роберт Мориер выхлопотал у царского правительства освобождение от пошлин для английских предпринимателей. Дальше больше, и вот уже английская компания «Феникс» становится обладателем пятилетней концессии на беспошлинный ввоз товаров.

Русское торговое сообщество заволновалось.

Наконец-то наши предприниматели поняли, что к чему. Пожалуй, самым сложным препятствием для Мориера был параграф закона, который разрешал речное судоходство кораблям только под русским флагом. Посланник был хитер и выторговал условие, что английские корабли покинут пределы страны в тот же день, когда сибирские купцы пустят свои суда.

Скоро Северное телеграфное агентство сообщило, что в Нижегородский ярмарочный комитет поступило заявление, в котором представители «торгово-промышленной деятельности различных областей империи» говорили о «наиболее важных и настоятельных нуждах и потребностях русской промышленности и торговли». Купцы требовали пересмотреть таможенные тарифы. На свет появился прелюбопытный образчик русского экономического протекционизма.

Надо ли говорить, какое значение в таких обстоятельствах приобретала экспедиция Катаева. Ведь она предполагала дать сведения о возможностях выхода по Подкаменной Тунгуске в Енисей, в районы золотодобывающей промышленности, зоны активного внедрения иностранного капитала… Итак, наши путешественники готовились к отплытию. Но за два дня до отплытия пропал проводник, нанятый Катаевым в Енисейске. Эта новость быстро облетела Кежмы. Человек пропал! Начались пересуды: с хозяином не поладил, жалованье ему занизили, а может, придирчив больно и строг без меры; в тайгу с охотничьей артелью подался, нынче сезон обещает быть удачным; старатели сманили или просто сбежал, получив деньги наперед или убоявшись дальнего пути…

Вариантов было много. А на пристани торговки, крестясь «Помяни мя Господи, егда приидиши и во царствие Твое», чуть не плача при этом, словно пропал их ближайший родственник, рассказывали, что загублена горемычная душа страшным убивцем, беглым каторжником, который скрывается в здешних тайгах. Многие верили, в суетном-то мире – жизнь копейка… А некоторые поговаривали, что сгинул болезный на чертовом кладбище, мимо которого местные гоняли скот.

Сам Катаев терялся в догадках. А время шло, время торопило. Теперь каждая задержка – делу во вред. К тому дню, как белыми птицами полетит снежура, надо было пройти большую часть пути, ведь впереди еще трудная зимовка, дорога неизвестная, нехоженая… И ждать нельзя, и уходить без проводника тоже нельзя.

Катаев начал искать нового проводника. Приходили к нему разные люди, рассказывали, кто такие, зачем и почему пришли. Одному жизнь на месте опостылела, другому подзаработать хотелось, третий с женкой сварливой поругался – довела, хоть в прорубь кидайся; отсутствием своим думал бабу проучить. И хотя охочих было много, выбора Катаев так и не сделал.

Как-то вечером зашел он в трактир, чтобы увидеть Трифона Лютого, который приглашал слушать комедиантов, а заодно уладить дела.

Жили в приангарской деревне просто, но степенно, строго соблюдая хозяйственный календарь, который предки составляли из года в год. Потому славились Кежмы как село богатое, с крепкими, зажиточными дворами. Тайга кормила и давала достаток исправно. В кабаке напиваться с такой-то жизни не тянуло. Было несколько питух, да и те чужаки-неудачники пришлые старатели. К тому же у Трифона порядки свои, заведенные раз и навсегда. В долг не отпускал, и чтоб до чертиков – ни-ни, дабы не случилась пьяная драка, а там и дурная стрельба или поножовщина. Вот и прозвал заезжий люд, бродяги и приискатели трактирщика Лютым.

Трифон Лютый внешность к своему прозвищу имел неподходящую. Маленький, с жиденькой бороденкой, гладко причесанными на пробор волосами, с живыми веселыми глазами и семенящей походкой он мало походил на лютого и вообще на сколько-нибудь злого человека. Трифон не походил и на строгого хозяина, более всего смахивая на звонаря или шустрого приказчика из галантерейного магазина.

Оборотистый хозяин, Трифон Лютый как-то дал бесплатный постой бродячим музыкантам. С тех пор они появлялись в селе каждый год. Оркестр этот состоял из гармониста, цимбалиста и бубниста. Под этот странный ансамбль пела куплеты, а иногда и танцевала дочка старика-гармониста… Бродячие музыканты называли свои выступления комедиями. На эту комедию и шел посмотреть Катаев. А с ним и вся наша честная компания.

По случаю очередных «гастролей» народу в трактире ожидалось много. За четвертак посетитель получал сидячее место за широким столом, за пятиалтынный глазел стоя.

Один из столов заняли Фрэнк, Элен, Вадим Петрович, Катаев и Сидоров. Пока подавали есть-пить, трактир постепенно наполнялся зрителями, становилось шумно.

Наконец на импровизированной сцене – на специальном помосте, который сколотил Трифон Лютый, – появились музыканты. Начал представление бубнист. Он ловко отстукивал пальцами обеих рук по туго натянутой коже, чуть подкидывая инструмент, рассыпая мелкую дробь, прерывая ее глухими резкими ударами о колено, о локоть, о плечо. А войдя в раж, стал вытворять такие фокусы, что зрители в восторге охнули. И где-то в самом конце залы кто-то не удержался и стал притопывать в такт. Потом вступал гармонист. Он играл, не поднимая головы, чуть встряхиваясь всем телом, как воробей в пыли, в такт музыке. И ему, кажется, безразличны были и сама мелодия, и вся эта публика, и даже то, сколько заплатит Лютый. Самым живым в нем казались пальцы, молниеносно летающие по черно-белым кнопочкам.

Цимбалист наигрывал мотив, притопывая ногой в такт. Из артистов он был самым молодым. Вот ему-то было интересно все. Играя, он с любопытством смотрел по сторонам, подолгу, впрочем, задерживая взгляд на хорошеньком личике дочери гармониста, которая примостилась на краю импровизированной сцены в ожидании своего номера. И когда взгляды их словно случайно встречались, цимбалист, как неопытный еще музыкант, от волнения сбивался с ритма, терял свою партию и, краснея, «нагонял» товарищей.

Но его музыкальных ошибок не замечал никто, кроме партнеров и девушки. Зала бурно аплодировала после каждого номера. Выкриками и посвистами выражала свой восторг и воодушевление. Действительно, нечасто в тайге можно было услышать такой замечательный концерт.