Бриллианты в шампанском - Ирина Асаба Страница 31

А в это время Игорь сидел в темной комнате на диване и дрожал. Правда, люстра висела, ее Игорь увидел, еще когда было светло на улице, но лампочек в ней не было. Все произошла так быстро, что мальчик теперь даже не мог хорошенько вспомнить, как все случилось. Какой-то дедушка привел его в эту комнату, положил на стол бутылку минеральной воды и гроздь бананов, на пол поставил эмалированный горшок и велел ждать, когда за ним придет его родной дедушка Паша. Игорь очень этому удивился, но промолчал. Он редко спорил со взрослыми: раз надо, значит, надо. Первые несколько часов он тихо сидел и ждал. Когда стало темнеть, заплакал и стал звать маму. Потом плакать перестал, пересел с дивана на пол и оцепенел. Что-то сжимало грудную клетку и не давало дышать. Сердце билось неровно, страх холодными руками пробегал по спине и заставлял вздрагивать. Ком в груди поднимался все выше и выше, дойдя уже до горла, и закупорил проход воздуха. Игорь повалился на пол, судорожно молотя по нему ручками, и стал задыхаться.

Змейкой петляла разбитая асфальтовая дорога между дачными поселками и лесом, пока Лера не выехала на трассу. Окно в машине было открыто, из него несло стылым, совсем не бодрящим ветром. Дорога была пуста. В свете фар ветер гонял застывшие листья, один раз дорогу перебежал какой-то зверек, струясь понизу, как коричневая поземка. «Хорек, что ли?» — тоскливо подумала Лера, напряженно всматриваясь в пролетающие мимо столбы разметки. Вот и двенадцатый километр. Скоро одиннадцатый. Стрелка спидометра показывала сорок. Справа мелькнула разбитая грунтовая дорога. «Москвич» мигнул фарами, и Лера поняла, что Павел Александрович решил остановиться. Она совсем сбавила скорость и на первой передаче поплелась вперед. Кум действительно свернул на грунтовку, и машина потерялась в ельнике. В одиночестве Лера проехала еще триста метров, и, не доезжая столба, остановилась. Дорога по-прежнему была пуста.

«Когда же эта сволочь за деньгами приедет? — обреченно размышляла она. — Не станет же он дожидаться утра? Ведь утром любой проезжающий может заинтересоваться, что за пакет около столба. Сколько, интересно, его кум ждать будет? Получится ли у него что-нибудь?» Как ни тянула Лера время, машина уже доползла до белого цементного столбика. Она на ходу опустила правое окно и швырнула пакет в ночь. Проехала еще с километр, развернулась и стала возвращаться обратно. Присмотревшись к столбу с двумя черными единицами, увидела, что пакет все еще лежал на месте. Грунтовка, шедшая в лес, была пустой и темной.

«Где же крестный-то прячется?» — с тревогой подумала Лера и прибавила газу.

В поселке по-прежнему было тихо, лишь изредка каркала спросонья потревоженная ночными звуками ворона да скрипел от ветра подмытый весенним паводком забор у соседей.

Лера вошла в дом и наглухо закрыла за собой дверь. Заглянула в комнату тети Веры. Та спала на диване одетая, на прикроватной тумбочке валялась фольга от таблеток, стояли какие-то флакончики и коробочки. Она тихо прикрыла дверь и поднялась к себе. Апатия, охватившая ее в пути, сменилась невероятным беспокойством, когда человек похож на натянутую струну или на двуручную пилу. Когда на малейшее колебание нервы чутко отзываются стонущим, похожим на вой звуком.

А Павел Александрович в это время сидел в засаде, кутаясь в огромный овчинный полушубок, купленный им как-то по случаю в соседней деревне.

— Вот и пригодился, — довольно поеживался он на пронизывающем ветру. — Никакие Леркины дубленки не нужны. Лучше настоящей, нестриженой овчины ничего нет. Да и валеночки мои на резиновом ходу — что надо. Перчатки, жалко, не взял, — пробормотал он себе под нос.

И тут вдали показались бьющие далеко вперед фары.

«Никак едет», — встрепенулся Павел Александрович, поднося к глазам бинокль. Свет фар слепил, разглядеть что-либо было невозможно. Но было явно, что машина притормаживает и вот-вот остановится.

«Наконец-то, голубчик. Сейчас я тебя сфотографирую», — засуетился он, доставая из сумки фотоаппарат. Куст, за которым он спрятался, мешал. Ему все никак не удавалось освободить фотоаппарат от чехла. Сухие ветви лезли в глаза, а листья, осыпаясь, падали в сумку. Он немного отвлекся, а когда снова поднял глаза, то увидел, что мимо на большой скорости пронеслась милицейская машина с включенными мигалками. Притормаживающая машина почему-то резко набирала скорость и тоже вскоре скрылась из виду. Павел Александрович остался на обочине один. Через час он выпил стакан горячего чая. Еще через час, когда ноги от долгого сидения затекли и начал пробирать холод, несмотря на валенки и тулуп, он вышел на дорогу. Пакет валялся на прежнем месте. Он потоптался, не зная, что предпринять, потом подхватил его и вышел на грунтовку. Подождал еще немного в машине и спустя минут пятнадцать потихонечку поехал в сторону дома.

«Я сойду с ума, — металась по дому Лера. — Что же делать? Что делать? Что с Павлом Александровичем? Почему его так долго нет? Может, поехать туда, на одиннадцатый километр? А вдруг этот гад Игоря сейчас привезет? Может, позвонить в милицию? Да. Другого выхода, пожалуй, не осталось. Они хотя бы по звонку определят, откуда звонит эта сволочь. Ведь я этого сделать не могу. Если бы он звонил на простой телефон, я бы поставила определитель, а так… У меня же мобильный. Это надо выходить на «Билайн» и подключаться к звонку надо там, в системе. У меня такой возможности нет. А они смогут. Они многое могут. Им надо только захотеть. Лучше я им денег дам. Дура… Какая же я дура! Пока буду искать, кому дать, с Игорем может что-нибудь случиться. Если бы было можно, я бы напилась. Но ведь нельзя, вдруг позвонит, а я пьяная. Скотина! Моральный урод! Гадина! Ненавижу! Ненавижу! Даю ему форы еще час. Если не позвонит, придется действительно обращаться к ментам. Как же страшно! Как страшно. Где мой пистолет? Где же мой пистолет? — Она высыпала на стол содержимое кожаной сумки. Пистолет тускло заблестел среди женских мелочей. — Засунуть за пояс и не расставаться, — лихорадочно бормотала она про себя. — Убью, тварь! Убью! Будут тебе деньги, будет и свисток. — Нервное напряжение достигло такого предела, что Лера уже ничего не соображала. Она переступила ту психическую грань, которая помогает контролировать поступки, трезво оценивать ситуацию. Ей бы сейчас кучу успокоительных и спать, спать… Но спать было некогда. В одуряющей тишине дома раздался приглушенный стук. Бах! — Где? На балконе? — задрожала она. Рука автоматически нашарила пистолет за поясом. — Лезет! Опять лезет! Вот для чего он Рэма убрал! Неужели убивать меня будет?» Она взвела курок и, боясь пошелохнуться, встала в дверном балконном проеме. На балконе тоже затихли. Она медленно стала продвигаться к парапету. Фонарь так и не горел, некому было вкрутить перегоревшую лампочку, но очертания человеческого тела разглядеть было можно: к балкону была приставлена деревянная лестница, которая всегда лежала за сараем, и теперь по ней очень осторожно поднимался человек.

— Сволочь! Гад! Гад! — закричала она и, направив дуло пистолета в темнеющий силуэт, нажала курок. Раздался выстрел. Пуля попала в голову и прошила человека насквозь. Глухо затренькали ступеньки, цепляемые конечностями, и человек мешком свалился на землю. Лера стояла, перегнувшись через перила балкона, и с ужасом смотрела на дело своих рук.