Смерть в рассрочку - Сергей Скрипник Страница 31

Тот, что помоложе, улыбчивый парень не намного старше Игоря, с добродушным внушающим доверие лицом, сел на водительское место скромно пристроившейся на стоянке «Лады». Старший — высокий аскетичного вида седеющий мужчина — усадил Игоря рядом с собой за спиной водителя. Машина тихо выехала из ряда, но как только оказалась на трассе, резко рванулась вперед. Не надо было иметь опыта Кондратюка, чтобы понять — под неказистой внешностью автомобиля бьется сердце мощного мотора.

— Будем знакомиться, — повернулся к Игорю старший. — Меня зовут Иваном Никандровичем, моего товарища, — он кивнул на водителя, — Сергеем Владимировичем. Можно называть просто Сергеем, возраст позволяет. Мы — ваши кураторы на все время вашего пребывания в командировке, Сергей — постоянный, я — по мере надобности. На этом пока остановимся. Как долетели, не спрашиваю. А вот как вы там воюете, хотелось бы послушать из первых уст.

— Ну какая у меня там может быть война, — пожал плечами Игорь. — Этнографические разборки; школьные учителя, едва умеющие читать и считать, рядом с которыми невежественные муллы выглядят профессорами; советские профессора в местных ВУЗах, не желающие уступать свои кафедры немногим действительно образованным афганцам; упертые советники — преимущественно наши партийные функционеры, от которых в Союзе постарались избавиться за ненадобностью, и с которыми договориться труднее, чем с афганцами.

Кондратюк понимал, что рискует, но решил сразу выяснить меру доверительности в их дальнейших отношениях. Не понравится его оценка ситуации — отправляйте обратно очередным рейсом. Не в тыл же отправите, а на войну.

Но совершенно неожиданно для него оба сопровождающих дружно рассмеялись.

— Я сказал что-нибудь веселое? — удивился Игорь.

— Да нет, скорее грустное, — ответил Сергей. — Просто нам понравилось, как быстро ты вошел в роль.

— Говорил ты в общем правильно, — отозвался Иван Никандрович. — Видимо, мог бы еще много чего сказать на сей счет. Но советую свое мнение держать при себе. Не обязательно о нем знать и… послу. — Его губы дрогнули в легкой усмешке. — Демократия у нас пока в эмбриональном состоянии. Да и когда вырастет и обретет гражданство, все равно нельзя будет откровенничать с кем попало — нас я, конечно, не имею в виду. В нашем ведомстве как раз нужна откровенность и только откровенность. Ну, а как все-таки воюете? Не лично вы, Валерий. О вас нам кое-что известно.

Смех спутников, замечание Сергея, ухмылка старшего при упоминании посла не оставляли сомнений, что эти люди его действительна знают. Да и не в МИД же его везут на самом-то деле. И о войне спрашивают, видимо, потому, что знают: в Афганистане он не на посольских харчах отъедался. Тем не менее, сработала вошедшая в привычку осторожность.

— Мне приходится иногда выезжать, — начал он.

— Отставить, майор, — перебил Иван Никандрович.

— Капитан, — машинально поправил Игорь.

— Майор, — повторил старший. — Вам же говорил полковник Клементьев о присвоении очередного звания после того, как выполните задание. Вы его выполнили блестяще. Так что снимайте вашу дипломатическую личину, чтобы сразу наладить наши теперешние и дальнейшие отношения. Так как там дела, какие настроения?

— Настроение бодрое — идем ко дну, — с улыбкой ответил Игорь. — Понимаю, что не очень умно, но к сожалению, ситуация очень похожа. Если говорить о себе, то мое настроение… Нет, вернее главное ощущение от этой войны — постоянное чувство голода.

— Неужели так плохо? — искренне удивился Сергей.

— В первые год-два было хуже некуда. Снабженцы относились к делу совершенно наплевательски. Войска питались главным образом консервами, которые в афганскую жару есть совершенно невмоготу. Приварка почти никакого. Походных кухонь ровно вдвое меньше положенного. Всего четыре рефрижератора вместо шестидесяти шести, как предусмотрено расчетами хозяйственников. Люди голодали. Теперь в этом отношении дела, правда, улучшились. Но не для нас. В поиск много с собой не унесешь. Берем в основном галеты и воду. Говорят, что положен шоколад. Но не говорят, где его положили. Мы бы взяли, если бы нашли.

Все рассмеялись.

— Ничего, мы тебя здесь откормим, — пообещал Сергей.

— Еще что-нибудь рассказать? — спросил Игорь.

— Конечно, — сказал Иван Никандрович.

— Мне как-то пришлось недолго полежать в госпитале, — продолжал Кондратюк.

— Так врач по знакомству показал мне справку медицинского Управления Министерства обороны о влиянии климата Афганистана на здоровье солдат. В ней указывается воздействие на организм высокогорья, перепадов температуры воздуха, повышенной солнечной радиации, сухого горячего ветра, который обычно называют «афганцем». У людей повышается температура тела, чаще начинает биться сердце, увеличивается кровяное давление. Начинается истощение, появляются головные боли, бессонница, одышка, головокружение, конъюнктивит и что-то там еще. Все это, конечно, верно и все это — ерунда, по сравнению с лавиной инфекционных заболеваний, которые вряд ли имеют отношение к климату страны. Тысячи солдат и офицеров лежат в госпиталях с брюшным тифом, желтухой, дизентерией. Не хватает медикаментов, медицинского персонала, да просто нет условий для нормального лечения. Людей, как когда-то в годы гражданской войны, заедают вши. А появляются они никак уж не от повышенной солнечной активности, высокогорья или влияния «афганца». Людям постоянно не хватает воды. В войсках почти нет прачечных, очень мало бань. Добавьте сюда некачественную пищу. Кстати, о банях. Мне рассказывал один юрист из штаба армии, что военной прокуратуре была дана команда строго карать тех, кто в частях и подразделениях самовольно строит бани. Черт его знает что! Симптом тупоумия или хорошо рассчитанная диверсия. В общем… так вот и воюем.

— Невесело, — задумчиво проговорил Иван Никандрович.

— Я бы сказал, подло, — уточнил Игорь, и добавил: — Подло по отношению к своей же родной армии, к своим людям.

— Ну, а воевать-то умеем? Как на твой взгляд, Валерий? — спросил Сергей.

— Стратег из меня никакой, — сказал Кондратюк. — Но если на мой взгляд, то думаю, с любым нормальным, цивилизованным противником воевали бы по крайней мере на равных, а скорей всего даже лучше. Я исхожу из моих действительно скромных знаний иностранных армий. Но все-таки не напрасно же меня учили в нашей суровой школе. А здесь противника сперва надо еще найти. Он может оказаться где угодно, правильнее сказать, где неугодно нам — с фронта, на флангах, в тылу. И всегда спешит исчезнуть, не принимая боя на невыгодных условиях, и совершенно правильно. Он мобилен. Так что наш перевес в людях и технике мало что давал. Все равно что гоняться за лисой на танке по буеракам. А у нас поначалу против мелких банд разворачивали батальоны и полки. И страдало чаще всего местное население. Когда командование, наконец, противопоставило партизанской тактике моджахедов свою партизанскую тактику выслеживания мелкими группами и последующего уничтожения обнаруженных группировок вооруженной оппозиции армейскими частями, дело пошло на лад.