«Джоконда» Мценского уезда - Ирина Павская Страница 31

Солнце било прямо в пыльное окно. Си-Си вытер красное потное лицо платком и вздохнул:

— Сима, ты что — не понимаешь, как это для нас важно? Можно сказать, признание на мировом уровне.

Я только насмешливо фыркнула.

— Нечего улыбаться! Кстати, твои труды будут достойно оплачены. Возможно, в валюте. — Директор многозначительно поднял палец.

— Сергей Сергеич, дорогой! Лишние деньги, конечно, никому еще не повредили, но вы же знаете, сколько у меня сейчас работы. Предложите ему Леночку.

— При чем тут Леночка! Мсье Мишель просил, чтобы помогала именно ты. Он в восторге от последней выставки. Говорит, сразу виден уровень твоего профессионализма. Как искусствоведа то есть.

— Прямо сам так и сказал?

— Ну не сам, через переводчика. Какая разница! Сима, я не понимаю, чего ты капризничаешь? Интересная работа с иностранцами, заработок дополнительный… Одним словом, через час господин Мишель приедет в галерею, и вы все обсудите. Иди готовься. — Си-Си прихлопнул ладонью несуществующую муху и снова вздохнул.

Спасибо за доверие! Под козырек — и марш нос пудрить, губы красить, чтобы не посрамить державу перед иностранцами. А я-то мечтала, что потихонечку-полегонечку проживу эти два дня, успокоюсь, соберусь с духом и с мыслями. И вот пожалуйста, мотайся теперь по мастерским местных художников, выбирай картины для французов. Вернее, не для французов, а для школ и детского дома. Пришла нашим благодетелям в голову такая блажь — закупить живописные полотна и украсить ими детские учреждения. В качестве подарка, на добрую долгую память от дяденьки Селье. Никто не спорит — чувство прекрасного в детях развивать необходимо. Да только, по моему разумению, ребятишкам сейчас больше пригодился бы лишний компьютер или даже просто дополнительные комплекты постельного белья. Знаю я, как в нашем городе финансируются детские учреждения.

Тем не менее французы такое решение приняли и хотят, чтобы все было по уму. В смысле качества и художественной ценности приобретаемых произведений. А потому и обратились к нашему директору с просьбой выделить им Серафиму Нечаеву, меня то есть, как эксперта и советчика. Ясное дело, куда же им еще обращаться?

Ровно в два часа к галерее подкатил серебристый «Опель» с номерами городской администрации. Высокий худощавый мужчина в очках и безукоризненно сшитом костюме в сопровождении элегантной девицы, столичной штучки — ноги от ушей, — прошествовал в кабинет Си-Си. Вскоре на рандеву пригласили и меня.

Си-Си, взволнованный и в меру торжественный, представил нас друг другу. Мсье осторожно пожал мою руку и начал что-то неторопливо говорить по-французски. Девица бойко переводила. В общем, ничего особенного. Обычный дипломатический набор. Он-де ценит уровень нашего музея и его сотрудников, необычайно высокий для российской глубинки. Потом о своей миссии, о несчастных детях, которые, он надеется, станут гораздо счастливее после приобретения картин. И еще немножко о культурных традициях русского народа и о близости двух великих наций. Когда официальная часть была закончена, мы загрузились в «Опель» и двинулись по адресам. Я не только красила губы в ожидании благотворителей, но успела подготовить список наших мастеров, достойных внимания, и даже кое с кем созвонилась.

Господин Мишель оказался очень покладистым покупателем. Он согласился практически со всеми нашими рекомендациями. Так что к вечеру мы отобрали с десяток полотен и столковались с художниками о цене. Француз был в прекрасном расположении духа: через переводчицу рассыпал похвалы городу и делал мне комплименты.

В конце путешествия, когда машина проезжала мимо нашего самого престижного ресторана «Славянская кухня», мсье что-то сказал сопровождающей нас девице, и она попросила водителя, чтобы он остановился.

— Серафима Александровна, господин Селье приглашает вас на ужин.

Вот это да! В «Славянскую кухню»! Да там, говорят, салаты по стоимости равны моему авансу, а десерты — расчету. Впрочем, я тут же мысленно окинула себя критическим взглядом и моментально скисла. Видок, что и говорить, не для выходов в свет.

— Извините, я после работы и не совсем готова к посещению ресторана.

Мсье Мишель понимающе улыбнулся.

— Красоту и достоинство нельзя заменить одеждой, — перевела девица.

Конечно, это они там у себя в Европе ходят в рестораны запросто — типа перекусить, потому что дома готовить лень. А для меня посещение ресторана, да еще такого крутого, — целое событие. А, ладно, была не была! Уж слишком велик соблазн.

Мы вошли в прохладный холл. Приглушенное освещение, картины, обрамленные искусно подстаренным багетом, мягкие диванчики в стиле ампир — дизайнер хорошо знал свое дело. Я словно попала в московский ресторан времен Гиляровского. Какой-нибудь «Нацио-наль» или «Яр». Седой швейцар в стилизованном костюме с золотыми пуговицами, согнувшийся в почтительном поклоне, довершал впечатление.

Метрдотель повел нас к уютному уединенному столику, скрытому от любопытных глаз массивной, расписанной под мрамор колонной. Тут же словно из-под земли вырос учтивый официант в ослепительно белой рубашке и предложил меню.

Стыдно сказать, но я всегда теряюсь в подобных заведениях. Роскошь убранства подавляет, незнакомые названия блюд ставят в тупик, цены пугают. Короче, накатывает чувство собственной неполноценности. К таким заведениям надо либо привыкать с детства, либо иметь безбрежную наглость и твердую уверенность, что держишь бога за бороду и что тебе все по барабану.

Заранее тоскуя, я опасливо заглянула в меню. Ну скажите на милость, что это такое — кюммелькухены с «Fleurs d'orangers» и засахаренным ананасом? А еще «Славянская кухня»! Ладно бы суточные щи и кулебяка — куда ни шло. Особо не раздумывая, я наугад ткнула пальцем.

— Хороший выбор, вы знаете толк в отечественных блюдах, — одобрил господин Селье.

Смеется или вправду пронесло? Сам он тоже что-то выбрал, переводчица сделала заказ и встала из-за стола.

— Желаю приятного ужина, всего хорошего. — Не успела я опомниться, как девушка вышла из зала. А я осталась сидеть с раскрытым ртом. Что за фокус? Неужели мсье Мишель думает, что я полиглот? Ведь, кроме всем известных «мерси», «пардон» и «бонжур», мне из французского больше ничего не ведомо. Получается, что весь вечер придется молчать или объясняться на пальцах.

— Серафима Александровна, не беспокойтесь. Я прекрасно говорю по-русски, — вдруг произнес Селье без всякого намека на акцент.

— Понимаю ваше удивление, — продолжал он тем временем. — Если я знаю русский, то зачем переводчик? Так удобнее. И освобождает от лишних расспросов. А русским я пользуюсь только в случае конфиденциальных разговоров. Например, как сейчас.

Ну и хитрец! Не только от лишних расспросов освобождает, но еще и дает возможность понимать неосторожные высказывания. Тоже очень удобно. Вроде шапки-невидимки. Все думают, что тебя нет, а потому не стесняются. А ты — вот он, тут как тут.