Погоня - Кирилл Шелестов Страница 31

— Кто их убил, Парамон? — не глядя на меня, спросил он, и сам себя перебил: — Да какая теперь разница!

Мне достались безразмерные джинсы и фуфайка, в которую можно было легко запихать троих людей моего объема. Одежда была старой, жесткой, несвежей, но, по крайней мере, сухой. Настя категорически отказалась облачаться в Артемкины обноски, которые к тому же явно были ей малы..

— Брось капризничать, — уговаривал ее отец Климент. — Тебе сейчас нужно не о красоте думать, а о здоровье. Ты ж зубами стучишь. У нас чистое все, на той неделе стирали.

Настя лишь мотала головой. Артемка разглядывал Настю с интересом и без свойственного ему страха перед чужаками.

— Пло-ха! — строго проговорил он и погрозил ей пальцем.

Настя невольно улыбнулась.

— Хоть верхнюю одежду скинь и в одеяло сухое закутайся, — предложил отец Климент. — Заверни вокруг себя, как в Индии носят. Мы отвернемся пока.

Завернуться в одеяло Настя согласилась.

— Завтра ваши вещи в деревню отнесем, там и постираем, — пообещал отец Климент. — Здесь все равно не высохнет — сыро. Вам от простуды нужно святой воды выпить.

— А чаю нет? — спросила Настя.

— Чаю нет. Но святая вода лучше чая помогает.

Святую воду он держал в изголовье в пластиковой

баклажке. Услышав знакомые слова, Артемка схватил баклажку и, дружелюбно мыча, протянул Насте. Настя поблагодарила и вежливо сделала пару глотков. Я не стал пить: пока мы пробирались к церкви, я промерз до костей и никак не мог согреться.

Покончив с профилактикой простуды, отец Климент занялся моей головой. Он размотал бинты и, светя фонариком, осмотрел раны.

— Зашивать нужно, — заключил он озабоченно. — Причем срочно.

— Здесь есть врач? — встревожилась Настя.

— Одна врачиха на три деревни, — ответил отец Климент. — В Спиридоновке. Восемь километров туда шлепать.

— Восемь километров?!

— Можно, конечно, у Николая лошадь попросить, только это по-любому до утра ждать придется. Да и кляча там такая, что пешком быстрее будет. В общем, придется тебе его штопать.

— Мне?! — перепугалась Настя.

— А чего ты шарахаешься? Леску тонкую найдем, есть у нас, иголка тоже имеется...

— Я крови не переношу!

— А ты о ней не думай. Шей, как тряпку шьешь.

— Я не умею!!

— Шить не умеешь? Сроду не поверю, чтоб девушка шить не умела! Ты думаешь, спиридоновская врачиха больше тебя в этом деле соображает? Да она от всех болезней аспирин дает...

— Нет, нет, я не смогу, — повторяла Настя в ужасе.

— Сам зашьешь? — вмешался я.

Отец Климент с сомнением поглядел на свои ручищи.

— Вообще-то я как бы по другой части, — проговорил он неуверенно.

— Кому-то все равно надо, — настаивал я.

— Тоже верно.

— А вдруг вы занесете инфекцию? — воскликнула Настя. — Начнется заражение.

— А вот насчет этой ерунды не переживай, — заверил ее отец Климент. — Мы святой водой все промоем, от нее микробы мигом дохнут.

— Святой водой?!

— Святой водой лучше всего! — подтвердил отец Климент. — Микробы — это что? Те же демоны, только маленькие. Ну, ладно, ладно, не шуми, потом еще и зеленкой смажем. Беда с вами, маловерами. Хорошо хоть зеленка имеется, верно, Артемка? Ну, давай, брат, ищи ножницы.

— Ножницы зачем? — спросил я.

— Стричь тебя будем, — ответил отец Климент. — Только сперва помолимся.

Он подошел к самодельному перекошенному аналою перед иконами и открыл старый обтрепанный каноник. Молитвы он читал не скороговоркой, как церковные чтецы во время служб, а вдумчиво и серьезно, порой спотыкаясь на церковнославянских оборотах. Держась левой рукой за его рясу, Артемка крестился и кланялся за ним следом. Закончив молитвы, отец Климент закрыл книгу.

— Будем сейчас в доктора играть, дяде голову чинить, — объяснил он Артемке. — Тебе самое главное доверим — фонарик держать.

Он передал фонарик Артемке, показав, как именно надо светить. В отличие от Насти, Артемку кровь не пугала, он разглядывал мои травмы с любопытством.

— Пло-ха, — сказал он и погрозил мне пальцем.

— Конечно, плохо, — подтвердил отец Климент. — А мы будем дяде делать хорошо. Только не дергай рукой, ровно свети, чтоб я дяде ненароком ухо к носу не пришил.

Отец Климент выстриг мне макушку, потом достал откуда-то огромную почерневшую иглу и прокалил ее над огнем спички. Леску он снял с удочки, окунул в святую воду, взглянул на Настю, неодобрительно крякнул и протер зеленкой.

— Ну, с Богом, — вздохнул он, закончив приготовления. — Настена, а ты что бледная? Не тебя ж зашивать будем. Улыбнись, сестренка, а то ты мне пациента напугаешь. Он и так весь трясется, еще сбежит со страху.

— Шей, шутник, — проворчал я.

— Святой водички попьешь? — предложил отец Климент. — Заместо наркоза?

— Обойдусь.

После первого стежка я взвыл.

— Больно? — спросил отец Климент.

— А сам как думаешь? — ответил я сердито.

— Ты кричи, если хочешь, — разрешил он.

— Не хочу, — огрызнулся я.

Пока он зашивал макушку, мне удавалось обходиться сдавленным мычанием. Настя не сводила с меня глаз, полных слез и сострадания.

— С башкой закончили! — объявил отец Климент, завязывая леску и обкусывая концы. — Как новая. Можно опять пробивать. Теперь только бровь осталась.

— Бровь? — переспросил я.

— А куда деваться? Она вон до кости расползлась.

— Дай святой водички, — попросил я, преодолевая нервную дрожь.

Возможно, святая вода и являлась прекрасным дезинфицирующим средством, но в качестве анестетика она никуда не годилась. Гулкие своды святого места огласились моими неподобающими речитативами.

— Ты че разорался-то? — корил меня отец Климент. — Терпи, мухач, полутяжем будешь.

Наконец, все было позади. Отец Климент с удовлетворением меня осмотрел.

— Другое дело! — заметил он, заново бинтуя мне голову. — Красавец, хоть женись.

Я заглянул в осколок зеркала и подумал, что желающих выйти замуж за обладателя такой рожи найдется немного. Отец Климент встал и разогнул спину.

— Долго возились, — проговорил он. — Уж начало седьмого. Зато дождик, кажись, закончился, может, днем и солнышко выглянет, три дня его не было. Вы отдыхайте, а я за ребят за наших помолюсь, чтоб души их Господь упокоил.

Я лег на матрас, сжав зубы, стараясь не замечать пульсирующей боли.