Последний взгляд - Росс МакДональд Страница 31

- Отчего бы и нет? - сказала она. - Ральф освободится не скоро. Почему бы нам не съездить в Ла-Джоллу?

- Вы там жили во время войны?

- От вас ничего не скроешь.

Я подал ей пальто; серо-голубая норка выгодно оттеняла седую прядь. В лифте она сказала:

- Ставлю одно условие: не спрашивайте меня о Нике и его семействе. На некоторые вопросы я не могу отвечать - так же, как и вы, так что не стоит портить друг другу настроение.

- Я не собираюсь портить вам настроение, миссис Смизерэм.

- Меня зовут Мойра.

За обедом она рассказала, что родилась в Чикаго и окончила университетские курсы по психиатрии для работников социального обеспечения при мичиганской больнице. Там она познакомилась с Ральфом Смизерэмом, который заканчивал ординатуру по психиатрии. Потом его призвали во флот, он получил назначение в санд-иегский военно-морской госпиталь, и она переехала в Калифорнию вслед за ним.

- Мы жили здесь, в Ла-Джолле, в стареньком отеле. Отель был не из лучших, но мне он нравился. Я хочу после обеда сходить посмотреть, не снесли ли его.

- Мы можем сходить вместе.

- Я пошла на риск, вернувшись в эти края. Вы не можете даже представить, какая здесь была красота. Я в первый раз увидела океан. Когда на заре мы приходили в эту бухточку, я чувствовала себя Евой в раю. Такое тут было приволье, таким все казалось свежим и новым. Не то что здесь.

И она пренебрежительно обвела рукой зал: пошлый псевдогавайский интерьер, официантов в черных фраках, ретрансляторы, из которых лилась музыка, - обязательный гарнир к пятнадцатидолларовым бифштексам.

- Да, эту часть города не узнать, - согласился я.

- А вы помните Ла-Джоллу в сороковые годы?

- Помню и в тридцатые. Я тогда жил на Лонг-Бич. А сюда и в Сан-Онофре мы приезжали заниматься серфингом.

- Мы - это вы с женой?

- С приятелями, - сказал я, - жена серфингом не интересовалась.

- Прошедшее время?

- Доисторическое. Она развелась со мной в тех самых сороковых. Я ее не виню. Ей хотелось размеренной жизни и оседлого мужа, а не вечного странника.

Мойра выслушала меня молча и немного погодя сказала, обращаясь скорее к себе:

- Кажется, все б отдала, чтобы развестись тогда, - и, посмотрев мне в глаза, спросила: - Ну а вы чего вы хотите?

- Вот этого.

- Вы имеете в виду - быть здесь, со мной? - Мне показалось, она набивается на комплимент, но потом я понял: она меня поддразнивала. - В качестве награды за труды всей жизни я не гожусь.

- Жизнь сама по себе награда, - парировал я. - Мне нравится вторгаться в жизнь людей, а потом расставаться с ними навсегда. Мне быстро наскучило бы жить в одном месте и постоянно видеть одни и те же лица.

- Но ведь не из-за этого же вы выбрали свою профессию. Я знаю людей вашего склада. Не отрицайте, вами движет тайная страсть к справедливости.

- Мною движет тайная страсть к милосердию, - сказал я. - Но жизнь устроена так, что от справедливости никому не уйти.

Склонившись ко мне, она сказала с тем женским ехидством, которым обычно маскируют интерес к собеседнику:

- Знаете, чем вы кончите? Состаритесь и превратитесь в дряхлую развалину. Ну, и как вы считаете, это будет справедливо?

- Я умру раньше. И не знаю, будет ли это справедливо, но милосердно, во всяком случае, будет.

- В вас ужасно много детского, вам это известно?

- Ужасно много.

- Неужели я вас не разозлила?

- Я злюсь, когда ко мне враждебны. А вы не враждебны. Напротив, вами руководит обычное в женщине желание нянчить мужчину. Вы, собственно, хотели сказать, что мне пора жениться, не то некому будет нянчить меня и лелеять мою одинокую старость.

- Ах, вы… - выпалила она, но, не договорив, расхохоталась.

Пообедав, мы оставили машину у ресторана и пошли по главной улице к морю. Прибой выл, то набегая на берег, то отступая, как морж, испугавшийся собственного рева.

Почти у самого берега мы повернули направо и, миновав недавно построенное многоэтажное административное здание, подошли к мотелю, стоявшему на углу следующего квартала. Мойра остановилась как вкопанная и долго смотрела на мотель.

- Мне казалось, это тот самый угол. Видно, я ошиблась. Никакого мотеля здесь тогда не было, - но тут ее осенило: - Ну конечно, мы стоим на том же углу, верно? Просто наш отель снесли, а на его месте построили мотель, - сказала она горько, словно вместе со старым зданием ушла в небытие частичка ее прошлого.

- Это не тот, что назывался «Магнолия»?

- Он самый, «Магнолия». Вы здесь останавливались?

- Нет, - сказал я, - но, видно, в вашей жизни он много значил.

- Значил и значит. Я здесь прожила два года, после того как Ральф ушел в плавание. Теперь мне кажется, что только тогда я и жила настоящей жизнью. Я никому никогда об этом не рассказывала.

- Даже мужу?

- Еще бы, - отрезала она. - Когда пытаешься что-то объяснить Ральфу, он тебя не слышит. Он вникает в твои побуждения, вернее, в то, что ему кажется твоими побуждениями. Кое-как вникает в подтекст. Но тебя он просто-напросто не слышит. Это профессиональная болезнь психиатров.

- Вы недовольны мужем.

- И вы туда же! - Однако она продолжала: - Да, недовольна и им, и собой. И это недовольство давно во мне накапливается.

Она замолчала и, схватив меня за руку, потащила через освещенный перекресток и дальше - вниз по склону - к морю. Водяная пыль радужными облаками клубилась вокруг разбросанных там и сям фонарей. На поросшей травой пустоши и прибрежной тропке не было ни души. Мы спустились на тропку.

- Сначала я грызла себя за то, - снова заговорила она, - что поступаю нехорошо. Мне едва исполнилось девятнадцать, и меня терзало чувство вины - обычная вещь в молодости. А потом за то, что не довела все до логического конца.

- Вы что-то утаиваете.

Она подняла воротник шубки, защищаясь от брызг. Воротник полумаской закрыл лицо Мойры, придавая ей разбойничий вид.

- Так оно и есть.

- А мне кажется, вам хочется излить душу.

- Что толку? Все это в далеком прошлом, куда возврата нет, - сказала она горько и быстрыми шагами пошла прочь.

Я бросился за ней. Ее настроение то и дело менялось. С женщинами, пытающимися на склоне лет отыскать смысл своей жизни, такое случается.

На темной и узкой тропе можно было ненароком оступиться и рухнуть с кручи в бурлящее море. Я догнал миссис Смизерэм уже в бухте, свидетельнице счастливых дней ее молодости. Белые гребни разбивались о крутой берег. Мойра сняла туфли, я спустился по ступенькам вслед за ней. Мы остановились у самой кромки прибоя.