Эксперт по убийствам - Николь Апсон Страница 31

Пенроуз посмотрел на часы и с досадой обнаружил, что до перерыва оставалось еще целых полчаса. Джозефина, которой самой не сиделось на месте, заметив нетерпение инспектора, тронула его за руку и кивком показала на выход, убеждая оставить ее одну и заняться неотложными, по всей видимости, делами, но он решительно запротестовал и поудобнее уселся в кресле. Его ощущение, что она была в опасности, ему самому казалось иррациональным, но оно было столь сильно, что Арчи никак не мог от него отделаться и решил все же дождаться антракта. Он искоса посмотрел по сторонам и, к своему облегчению, обнаружил, что его непочтительное отношение к пьесе совершенно никого не волнует. Все лица были обращены исключительно к сцене, а тишина в зале казалась абсолютной, такую можно встретить в Лондоне разве что в местах служения культу.

За последний год Джон Терри приобрел качества и репутацию поистине великого актера, но в этот вечер его блестящая игра взлетела на небывалую высоту. И зрители — а среди них находилось немало завсегдатаев, которым было с чем сравнить, — понимали, что созерцают нечто выдающееся. Некрупного телосложения, Терри на сцене властвовал над всеми; казалось, он был полон решимости доказать, что театральные подмостки принадлежат исключительно ему. Из изящно выписанного Джозефиной образа короля он извлекал малейшую возможность смаковать как сильные его стороны, так и слабости, с легкостью переходя от Ричарда, поначалу бездумно-легкомысленного, к Ричарду, отравленному ядом подозрения и лишенному всех иллюзий. Его игра захватила в конце концов даже Пенроуза, и тот зачарованно наблюдал, как Терри с коварным изяществом отвечает на проявленное к нему вероломство. «Стать экспертом по убийствам не так уж и трудно», — с горечью прошептал он королеве в конце первого акта, и весь зал, включая Пенроуза, потрясенный энергетикой его голоса, замер завороженный.

Пенроузу припомнилось, как он впервые увидел Терри на сцене «Олд Вик» тоже в роли короля Ричарда, но в пьесе Шекспира. С тех пор прошло пять лет, однако Арчи ясно помнил эту постановку, потому что она совпала с редким в те времена визитом Джозефины в Лондон. Они пошли на пьесу вместе, и хотя он получил удовольствие от вечера скорее из-за присутствия Джозефины, чем игры Терри, воспоминание о спектакле все равно осталось ярким. Потом они в жаркий летний вечер возвращались по Ватерлоо-роуд, все еще смеясь над эксцентричным зрителем, который в конце представления с первого ряда галерки заорал на весь зал: «Боже, храни короля». Тогда впервые, с тех пор как умер Джек, Арчи увидел, что у Джозефины пробуждается интерес к жизни. Потом она не раз упоминала, что тот вечер вдохновил ее на «Ричарда из Бордо», правда, в последнее время говорила об этом уже без особой радости. Получается, что зря тогда повел ее в «Олд Вик». К счастью, его мрачные мысли о прошлом были прерваны: на сцену — в резком диссонансе с изящной простотой декораций Мотли — опустился сиренево-розовый занавес из парчи и бархата.

Оставив Джозефину в баре на попечение Леттис и Ронни, Пенроуз отправился к служебному входу разыскивать Обри. Дождь, ранним вечером ливший без остановки, наконец утихомирился, но лужи уже успели заполонить тротуары и мостовые, и свет от викторианских уличных фонарей расплывался и расплескивался от каждого шага. Он встречался с Обри несколько раз, в основном на премьерах, а в последнее время на этом отвратительном судебном процессе, где Элиот Винтнер обвинял Джозефину в плагиате, утверждая, что события в «Ричарде из Бордо» перекликаются с сюжетом опубликованного им двенадцать лет назад романа «Белое сердце». Обри, как постановщик пьесы, выступал свидетелем на стороне Джозефины и произвел на Арчи впечатление человека умного и справедливого. К его мнению об Уайте, несомненно, стоило прислушаться; и не исключено, что он поможет полиции его разыскать. Во всех местах, где Уайт мог появиться, уже расставлены посты, и в вечерних газетах появилось его описание, но пока парня задержать не удалось, и любые предложения Обри о помощи инспектор принял бы с благодарностью.

Арчи представился швейцару, плотному краснолицему мужчине лет под шестьдесят, и тот без промедления позвонил в кабинет Обри и передал инспектору трубку. Пенроуз, не вдаваясь в подробности, сразу приступил к делу, краем глаза наблюдая за швейцаром, принявшим вид полного безразличия.

— Извините, что беспокою вас в субботний вечер, но мне нужно с вами поговорить, и чем раньше, тем лучше. Сейчас вам удобно? Я совсем ненадолго.

Последовала секундная пауза, во время которой Обри выдохнул полной грудью сигаретный дым, и в трубке зазвучал его низкий, прокуренный голос:

— На самом деле, Арчи, беседа скорее всего продлится дольше, чем вы думаете. Я рад, что вы пришли, потому что мне тоже надо с вами поговорить. Я собирался прийти к вам в понедельник, но после этого ужасного происшествия откладывать больше нельзя. Простить себе не могу, что не сделал этого раньше. — Он снова затянулся и выдохнул. — Я должен выйти на сцену во втором акте, и тут ничего не поделаешь — заменить меня сегодня некем, но как только мы закончим, я встречу вас внизу. Я пригласил всех выпить по рюмочке после спектакля, но мы можем еще до этого увидеться и поговорить один на один. То, что я собираюсь рассказать, может вам помочь, а уж мне так поможет наверняка.

— Может быть, начнем прямо сейчас… — начал Пенроуз, но линия разъединилась. Расстроенный и вместе с тем ободренный словами Обри, он вышел на улицу.

Бар «Сальто-мортале» в дни аншлага в субботу вечером всегда набит до отказа. Ронни, которую от стойки бара не в силах была оттеснить никакая толпа, пробиралась к Леттис и Джозефине с двумя бокалами джина, и тут же сама приступила к третьему.

— Черт подери, это Фитч! — сказала она, увидев знакомого рецензента. — Не оборачивайтесь.

Но было уже поздно.

— Сто тысяч дохода за один год! — возвестил критик из «Ивнингстандард», проталкиваясь к ним. — Обри может себе позволить на месяц прикрыть лавочку, а в Инвернессе шампанское льется рекой, верно?

— О, с прошлого февраля веселью просто нет конца, — скрывая неприязнь, ответила Джозефина. — Я вам чрезвычайно благодарна за все ваши рецензии и высоко ценю ваши замечания.

Тут она увидела, как в бар вошла Марта и, привлекая к себе мужские взгляды, пробиралась к ним сквозь толпу. Подойдя, она сообщила:

— Меня послали предложить вам посидеть в тишине и покое, если вам не хочется возвращаться в зрительный зал. Пойдемте в гримерную: как только Лидия умрет, мы разопьем бутылочку.

Джозефина с благодарностью ухватилась за предложенный ей спасательный круг.

— Вы пришли как нельзя вовремя, — сказала она, спускаясь по лестнице. — Не могу разговаривать с театральными критиками: подхалимаж совершенно не в моей натуре, а притворяться я не большой умелец.

— И я, поверьте, тоже. Мы единственный раз поссорились с Лидией, когда я сказала ей: хватит вилять хвостом вокруг постановщиков. Она посмотрела на меня, будто я только что вышла из сумасшедшего дома, а потом спросила, много ли я таким подходом добилась от издателей. — Марта улыбнулась, глаза ее потеплели, и выражение смуглого красивого лица смягчилось. — У вашей подруги злой язык, и мне это в ней нравится.