Агентство "Золотая шпилька". Дело вахтерши Ольги Васильевны. Сверху видно все - Ирина Меркина Страница 30

— Может, все-таки сделаем УЗИ?

— Сделаем, — ответила Ирочка, все прекрасно понимая, и легла на покрытый махровой простыней больничный топчан.

Она приходила еще пару раз, и он, стесняясь, совал ей деньги, которыми она расплачивалась в регистратуре за прием у специалиста. У него дома, так же как и у нее, были строгие родители, и иного места для свиданий, кроме кабинета, они найти не могли.

Потом Эдик сделал ей предложение, которое она деликатно отвергла, потому что даже самый преуспевающий врач не годился на роль постоянного спутника блестящей Ирочки Венециановой. К тому же в ней жило старомодное убеждение, что не стоит выходить за еврея. Не потому что они плохие мужья, как раз наоборот, а просто это может помешать в жизни и карьере.

Ну а главное — ей рано было замуж, она еще не насладилась всеми прелестями свободной жизни. Родители наконец оставили ее в покое, считая, что дочка взяла главный рубеж, ради которого они ее растили и берегли, не спали ночами и надрывались на работе, — она поступила в вуз и училась там отлично. За это ей прощались поздние возвращения, ночевки вне дома и неизвестно откуда взявшиеся деньги на наряды и косметику. Мама и папа Венециановы знали, что в Плехановском институте учатся дети богатых и влиятельных людей, и надеялись, что Иришенька, с ее умом и внешними данными, сделает хорошую партию. Они укрепились в этом мнении, когда увидели в окно, как несколько раз она выходила из подвозившей ее до дома новой иномарки с тонированными стеклами. Это был «форд-фокус» Вали Красильникова, не такая уж дорогая машина, которую он, кстати, терпеть не мог за слишком респектабельный вид. Но разоряться на крутую тачку папаныч не пожелал, и Валька теперь рассчитывал только на свои будущие офигительные заработки в шоу-бизнесе.

Ира говорила себе, что Красильников интересует ее лишь как возможный вариант удачного брака по расчету. На самом деле она кривила душой — неукротимый Валька нравился ей гораздо больше всех остальных ухажеров, вместе взятых. Она предполагала, что и он к ней неравнодушен, ибо равнодушных около нее просто не было. И не могла ожидать, что он с ней так поступит.

Эту историю она пыталась забыть, вычеркнуть из памяти, как страшный сон, но яркие до боли картины возвращались к ней снова и снова. Ира готова была убить Красильникова, задушить собственными руками, а он вел себя как ни в чем не бывало — все также изредка появлялся в институте, проносясь по нему, как вихрь, и увлекая однокурсников на безумные тусовки. С Ирочкой он был приветлив и небрежен, словно и не помнил, что произошло. Он даже не заметил, что она его оставила, — у него были более интересные дела.

Борясь с кошмарными воспоминаниями, Ирина, наверное, сошла бы с ума, если б ее не подхватил один из дальних Валькиных приятелей, с которым она познакомилась в период их сумбурного романа. Тото, как его называли друзья, был бесконечно мудрым и добрым человеком, но при этом глубоко законченным наркоманом. Он довольно скоро подсадил Иру на иглу, и она наконец избавилась от навязчивых видений.

К счастью, в это время наступили каникулы иначе бы Ирина учеба в институте бесславно закончилась. Она почти переселилась в грязную, полную случайного народа каморку Тото, перестала звонить родителям, выходить на улицу, следить за чистотой одежды. Тото относился к ней с нежностью, следил, чтобы не передозировалась, и не давал в обиду своим обкуренным и обколотым приятелям. Он-то и открыл ей главный секрет ее власти над мужчинами. Секрет крылся не в красоте ее тонкого большеглазого лица и не в соблазнительной фигурке — этого добра на свете хватает. Ирочка Венецианова отличалась от других женщин особым внутренним устройством, сводившим с ума любого мужика, который хоть раз оказывался с ней в постели. Тотоха пытался как-то конкретизировать свою мысль, но в его лексиконе для этого не хватало анатомических понятий и художественных образов, и ему в голову приходило только слово «пневматичность».

— Своей п…юшкой ты добьешься чего угодно, — говорил он среди ночи, ласково гладя ее по давно не мытым волосам, — а потому ты скоро от меня уйдешь. Я знаю. Ты далеко пойдешь, моя радость.

Ира слышала его как сквозь туман и не особо задумывалась над этими пророческими словами. Они вспомнились ей много позже, когда она вновь обрела способность адекватно воспринимать действительность. Тото к тому времени канул в небытие, возможно, его даже не было в живых.

Из наркоманского притона Ирочку вытащил Олег Егоров, которого в отчаянии разыскали ее безутешные родители. Он не поехал в очередной спортивный лагерь, увез ее на дачу и до конца лета держал на блокирующих средствах. На эти запредельно дорогие лекарства ушли все деньги, выданные Олегу к двадцатилетию на покупку машины. Маме он объяснил, что нашел деньгам лучшее применение, а ездить будет по-прежнему на мотоцикле, потому что на четырех колесах ему не хватает крутизны и экстрима.

Странно, Ира никогда не обращала внимания, что Олег идеально подходит для ее матримониальных целей. Он был красив и хорошо воспитан, учился в престижном вузе, происходил не из супербогатой, но довольно обеспеченной семьи, а главное — уже много лет без памяти обожал ее, Иришку. Но для нее он был вне игры, ей и в голову бы не пришло строить планы в отношении Олега. Это было так же невозможно, как собираться замуж за плюшевого мишку, с которым она играла в детстве.

На даче, немного придя в себя, она тем не менее одарила его своей благосклонностью, поскольку никого больше рядом не было. Они провели вместе месяц, который восторженный Олег мог бы назвать медовым, если бы не изрядная ложка дегтя, пропитавшая горечью этот долгожданный, выстраданный мед.

Благодарная Ира в качестве подарка своему спасителю решила продемонстрировать ему все ухищрения, почерпнутые ею из недолгого, но бурного опыта сексуальной жизни, всю изысканную науку страсти нежной. К ее удивлению, щепетильный Олег не только не обрадовался этому дару, а зажался, огорчился и даже несколько к ней охладел.

— Ты считаешь, я для тебя слишком испорченная? — с вызовом бросила она ему во время очередной истерики, спровоцированной остаточными явлениями абстиненции, проще говоря — поздней ломкой.

— Нет-нет, — он замотал головой, глядя на нее с собачьей преданностью. — Ты — нет! Ты святая.

— А кто же — да? — не отступала она, нарочно делая ему больно.

Олег закусил край ладони так, что показалась кровь. Ну дикарь, что с него взять!

— Я когда-нибудь найду их всех и поубиваю.

— Кого? — продолжала допрашивать беспощадная Ирина.

— Всех твоих мужиков! — выплевывал он с хрипом и кровью.

— Руки у тебя коротки моих мужиков убивать! — торжествующе заявила она. — Ты им в подметки не годишься.

Олег срывался с места, хватал стоящий у сарая велосипед и уносился в поля, забивая скоростью и бешеным кручением педалей унижение и злость. Потом пугался, что Ира может уйти, убежать, снова попасть к наркоманам, — и мчался домой, глотая слезы. Падал перед ней на колени, целовал ноги, уносил ее на руках в комнату и получал свою порцию нежности, приправленную мастерством вместо любви.