Ураган. Привидения, которые возвращаются - Николай Шпанов Страница 30

Углубившись в лес, проехав стрельбище и два-три перекрестка аллей, Хойхлер свернул направо по круговой дороге. Он еще с гитлеровских времен знал здесь каждый поворот. Круговая аллея привела к пересечению с дорогой на Мийи.

Хойхлер не верил никому. Он придерживался мнения, что чем выше ранг заговорщика, тем менее тот надежен. Этому его научил опыт. У этих господ в чинах всегда найдутся какие-нибудь "высшие" соображения, во имя которых они болтают и предают сообщников. Об этом ярко свидетельствовал опыт в деле "20 июля". Относительного доверия, полагал Хойхлер, заслуживают мелкие сошки, которых можно покупать за деньги и держать в повиновении страхом. А когда они не нужны, выкидывать на помойку, а то и просто уничтожать.

То, что он задумал, должно перевернуть вверх ногами все планы господ политиков и даже военных в вопросах войны и мира с коммунистическим Востоком. Мысль об этом осторожно, почти иносказательно, но достаточно ясно заброшена в его голову чрезвычайно высокостоящей особой. Не каким-нибудь кабинетным сановником и даже не кем-либо из правителей, а человеком без короны на голове, но с горою золота под задом.

В наиболее секретные дела, о которых не следовало знать его иностранным коллегам, Хойхлер не впутывал людей с положением. Мелкая сошка. Чем мельче, тем лучше! Такую и убирать легче, когда в ней минует надобность.

На пересечении аллей Хойхлер увидел знакомую фигуру.

Бывший оберштурмбаннфюрер Антон Шандепляц был коренастый, среднего роста крепыш, с рыжеватыми висками, ярко золотившимися из-под берета. Генерал Хойхлер был неплохим психологом. Он знал, что при внешней самоуверенности Шандепляц страдает от сознания своего ничтожества. Мечта Антона — власть. Хоть какая-нибудь, но власть. Над кем угодно, но власть. Даже во времена оккупации Шандепляц самым подлым образом проявлял власть над беззащитными заложниками, вместе с тем мучился сознанием собственного бессилия.

На этот раз от бывшего штурмбаннфюрера требовалось одно: держать в руках несколько летчиков из ренегатов-иностранцев, избранных Хойхлером для выполнения секретной операции "Звезда". Это были наемники, прошедшие школу Африки, Вьетнама и Аравии. Антон должен был изолировать их от общения с окружающими. Хорошенько кормить и, главное, напоить перед операцией, чтобы они не раздумывали над приказом. Шандепляц и сам не знает подлинного смысла операции. Быть исполнительным, как машина, и молчаливым, как мертвец. "Пока не станет настоящим мертвецом. Одновременно с летчиками", — мог бы добавить к этому генерал Хойхлер.

Перед вылетом самолета на операцию "Звезда" с крыльев надо убрать опознавательные. За это отвечает Шандепляц. А чтобы он проникся еще и сознанием своей собственной власти над жизнью и смертью экипажа самолета, именно ему, Шандепляцу, поручается наблюдение за работой механика, который должен незаметно для экипажа заложить в самолет подрывной снаряд. Этот снаряд сработает в тот момент, когда бомбардир сбросит бомбу. Экипаж будет уничтожен: Хойхлер избавится от опасных свидетелей своего преступления.

— В ваших руках не только судьба важнейшей операции, а жизнь нескольких человек, которые ее проведут. — И тут Хойхлер с усмешкой добавил: — И подумайте: среди них граф. Настоящий граф! Кроме того, вы отвечаете за то, что этот мальчишка чех, механик, который соединит провода снаряда, будет сброшен в полете. Так же как тот журналист-поляк, которого я разрешил взять в полет. — Генерал внушительно повторил: — Вы отвечаете за всех людей. Своей головой! Понимаете: вашей головой, Шандепляц!

— О экселенц!..

Это означало, что, по мнению Антона, его собственная голова в безопасности.

— О экселенц!..

И Хойхлер даже за шорохом бегущего автомобиля услышал, как стукнули друг о друга почтительно сдвинутые каблуки бывшего штурмбаннфюрера. Кося злым глазом на спутника, Хойхлер спросил:

— Продолжаете общаться с летчиками?

— Как приказали, экселенц.

— А ваши отношения с Дежефи?

— Все, как приказано, экселенц.

Тут в голосе Хойхлера послышался нескрываемый скепсис, а может быть, и просто издевка:

— А что же думает граф?

— Все, как приказано… — начал было Антон, но тут же осекся. Под насмешливым взглядом Хойхлера, видимо, понял глупость этой формулы. Спохватившись, поспешно вынул из кармана ролик пленки. На вопросительный взгляд генерала ответил: — Смею полагать, тут вы найдете самые точные сведения о настроениях господина графа.

Хойхлер подкинул ролик на ладони, как бы на вес определяя ценность пленки, и молча опустил ее в карман. Ни благодарности, ни поощрения по адресу агента.

Антон счел возможным почтительно подчеркнуть:

— Личный дневник графа, экселенц. Совершенно откровенные записи, — произнес он с вдохновением метрдотеля, расхваливающего отменное блюдо.

— Смотрели?

— Вполне прочные взгляды вполне верного человека: немного мерехлюндии, но на данном этапе это уже не имеет значения.

— Вы осел, Шандепляц, — оборвал Хойхлер. — Именно сейчас это и имеет значение. А как с журналистом, с Галичем, вы что-нибудь записали?

— Так точно, вот магнитная пленка — его болтовня в ресторане. Человек легкомысленный и ничем не опасен. К тому же физически не силен — при выбросе не окажет никакого сопротивления.

— Так, так, — повторил Хойхлер, — а если что… уж я сумею показать вам, чего вы стоите!

— О экселенц!

Хойхлер круто повернул в боковую аллейку. Его автомобиль едва пролез между кустами. Генерал резко затормозил. Само это движение было чем-то вроде сердитого окрика: "А теперь вытряхивайтесь!" Антон безошибочно понял его. Он выскочил и, снова бодро щелкнув каблуками, выкинул руку в приветствии.

Попятившись из кустов, автомобиль скрылся за поворотом. Хойхлер выехал на парижскую дорогу. Однако по ней ехал недолго. Вернулся в лес и, поколесив по его южной части, посадил к себе другого пассажира: немолодого уже человека с аккуратно подстриженными усиками, в которых серебрилась седина. Он был одет с изысканной небрежностью, которая отличает англичан. Спортивное платье сидело свободно, но ловко; обувь проста, но прочна. В далеком прошлом этот человек носил имя Иоганна Шуберта, теперь после многих и мало схожих между собою наименований звался Луисом Макфином. Сегодня ему предстояло еще раз изменить уже не раз измененное обличье: он должен был положить себе в карман билет члена компартии.

Он, как и Шандепляц, был в глазах Хойхлера мелкой рыбешкой. Но разговор Хойхлера с этим человеком происходил иначе, нежели с Шандепляцем. Тон генерала был почти дружеским. Выслушав его, Шуберт-Макфин позволил себе возразить, вовсе не титулуя при этом Хойхлера генералом:

— Вы оценили положение, какое занимает названное вами лицо? — спросил он.

— Жертвуя им, мы жертвуем верным и последовательным союзником.

— Ему за девяносто. Протянет еще год-другой.