Невеста в облаках - Елена Ларина Страница 30

Необъятных размеров женщина в форме, вся в мелких кудряшках допотопной «химии», гремела ключами у двери – я в это время стояла рядом, лицом к стене, держа руки за спиной, как не раз видела в фильмах и как мне велели. Потом дверь открылась, женщина сказала: «Принимай новенькую!» и чуть подтолкнула меня внутрь. Я вошла. Остановилась на пороге, ослепленная голой лампочкой под потолком. Комната, то есть камера, была небольшой, но на меня снизу и сверху, со второго яруса кроватей, смотрело много лиц – я пыталась понять, сколько там людей, но не могла.

И тут прямо в меня, со всей силой полетело туго скрученное мокрое полотенце. В незнакомом месте, в таком месте, когда вы даже не видите людей, которые вас окружают, когда вы не знаете, что вас ждет, даже догадаться не можете, даже представить – в этот момент страшно становится от любого движения, любого звука, любого слова. Это как темной ночью на улице, когда у вас за спиной вдруг раздаются шаги. Полотенце летело в меня, как граната. Я чуть было не отшатнулась с криком, но автоматизм сработал. В полете с пассажирами чего только не бывает – с кем только не приходится сталкиваться, и с пьяными, и с трезвыми, и с психами, и с детьми… Кто-то бутылку роняет, кто-то стаканом в тебя случайно запустит, кто-то вообще буйствовать начнет – в общем, я уже приучилась на этой работе сильно не пугаться, даже если что неожиданное случается. И в последний момент я сгруппировалась, собралась и поймала его, это полотенце – только не понимала, зачем мне его бросили.

Дверь у меня за спиной захлопнулась. Я стояла с полотенцем в руках, по-прежнему пытаясь разглядеть этих людей. Пауза затянулась, все молчали – значит, мне самой надо было что-то сказать.

– Это у вас упало? – спросила я наконец толстую женщину, сидевшую на ближайшей ко мне нижней койке.

– Давай сюда, мое это, – сказали мне сверху.

– Что же вы полотенцами кидаетесь? – попыталась из последних сил пошутить я. – Вещь полезная, в хозяйстве пригодится!

По камере прошел шорох какого-то полусмеха – как мне показалось, одобрительного. Потом сидевшая в глубине, под окном, молодая, еще довольно крепкая шатенка спросила:

– Зовут тебя как?

– Регина.

– За что тебя?

Я не знала, как ответить.

– Ну, следователь тебе статью назвал? Обвиняют в чем?

Набрала в грудь воздуху и решила «покончить разом» – все равно ведь не придумаю ничего лучше. Врать следователю не научилась, сразу «расколол» – а их-то много… Сколько их, кстати, тут, так и не поняла. Наконец решилась и ответила коротко, одним словом:

– Наркотики.

Встречен был этот ответ, кажется, с неудовольствием.

– Колешься?

– Нет, что вы.

– Ты без вещей вообще, что ли?

– Сумку отобрали…

– А родственники знают, что ты тут? Принесут хоть завтра-то?

Понятия не имела, придет ли кто-нибудь ко мне завтра. Валера? Оля и Галя?

Андрей Сергеич? Они все в рейсе, когда еще вернутся. Помотала головой: «Нет».

– Еще одна нищая на нашу голову, – проворчала та толстая, которой я сперва предложила полотенце.

– Родные есть у тебя тут?

Это спросила смуглая, на татарку похожая девчонка.

– Да нет, нет никого. В Питере никого нет.

– А знакомые? Надо, чтобы тебе вещи собрали, нельзя так сидеть, без вещей.

– Не знаю… Сейчас тоже нет никого.

– Ладно, девочки, кончайте базар. Выяснится этот вопрос. Садись сюда.

Шатенка показала мне место на койке – там сидели еще несколько человек, они потеснились. Всего в камере было… – я судорожно считала, пытаясь понять, сколько их наверху – человек десять, кажется. А ведь комната совсем маленькая. И две двухъярусные кровати. Как же они тут помещаются?

– Я – Юля, – сказала шатенка. – Если что надо, спрашивай у меня. Первый раз?

– Что – первый раз?

– Сидишь.

– Ясно, что первый, – раздался сверху чей-то недовольный голос.

Тут все было прокурено, лампочка плавала в кольцах дыма, и еще была масса запахов – запах дезинфекции, немытых тел, какой-то еды, уборной – бог знает чего еще. Густой кислый запах стоял в камере – и уже через несколько минут я почувствовала, что задыхаюсь. А ведь мне теперь придется всегда дышать этим воздухом – и не выйти, не выйти, не попросить даже дверь открыть или окно…

– Завтра просись к следователю, у него проси, чтобы сообщил кому можно – передачу собрали бы тебе, с вещами – щетку зубную, мыло, прокладки, белье какое-нибудь, продукты. Придумай, кого попросить, хоть соседку. Или ты вообще с вокзала?

Моих соседок просить было бессмысленно – покупать они ничего для меня не станут, а ключа от моей комнаты у них нет. Оставалось только ждать, когда наши из рейса вернутся – не бросят же они меня. А если бросят? Ведь кроме них – ни одного человека.

Однокурсницы разъехались, новых подруг не завела – работа ненормальная, никогда не знаешь, где и когда ты будешь, а если освобождаешься – ждешь Валеру. Я вдруг осознала, что я совершенно одна в этом городе. Так же одинока, как и в тот день, когда узнала, что провалилась в институт, три года назад. Я делала вид, что не замечаю этого, пока не оказалось, что я сижу на чужой койке в камере и мне некому позвонить и сказать, что меня арестовали. И сейчас весь этот ужас придется расхлебывать мне одной. Они что-то говорили, а я почти не слушала, автоматически отвечала, а сама думала – лишь бы не впасть в панику, не закричать, не забиться в истерике. Потому что я, наверное, была уже на грани истерики.