Хроника отложенного взрыва - Феликс Меркулов Страница 30

Он подвез Лену до университета, договорились о следующей встрече. Девушка как ни в чем не бывало чмокнула Анатолия в щеку и убежала искать какую-то подругу. Он проводил ее взглядом, полным обожания.

— Анатолий Борисович, разрешите? Пришло оперативное дело на Кузнеца и Сторожа, — в кабинет Ермакова вошел невысокий блондин в зеленом костюме и черной водолазке.

— Садись, Костя, — сказал Ермаков. — Чего интересного накопали «театралы»?

«Театралами» они между собой звали сотрудников территориальных управлений.

— Сторож вышел на полковника Вощевоза Александра Игоревича, осужденного в девяносто пятом году по статье…

— Я знаю про Вощевоза, — прервал подчиненного адмирал.

Анатолий помнил полковника-альбиноса. И даже по-своему неплохо относился к нему.

— Вчера Вощевоз выпал из окна собственной квартиры, — сообщил Костя.

— Печально. К чему пришло следствие?

— Несчастный случай. Вощевоз был дома один. Решил сбить лед с дециметровой антенны за окном. Высунулся и, видимо, не рассчитал. При падении ударился головой о карниз. Шансов выжить не было.

— Очень жаль, — произнес адмирал.

Костя носил чин подполковника и числился начальником отдела, но, по сути, возглавлял спецгруппу, подчиненную лично Ермакову. Даже начальник управления порой не знал о том, чем занимались люди Кости.

— От судьбы не уйдешь. — Костя равнодушно пожал плечами. — Видно, пробил час Вощевоза.

У подполковника было два таланта: он умел понимать Ермакова с полуслова и гениально вел бумажную работу. Он не просто оформлял все документы своевременно, но умел создавать из бумаг колдовской туман, который мог или засадить ненужного человека в тюрьму, или обложить, как волка, офицера, занимавшего любой пост, или, наоборот, создать защитную стену вокруг своей команды. И многое, многое другое. В этом деле Костя был не просто зубр — академик бюрократических наук.

— Какие есть мысли, предложения по поводу Кузнеца и Сторожа? — спросил Ермаков.

— Надо намекнуть соседям из УБЭПа и налоговой полиции. Пусть пробьют по своим каналам фирму «Кондор».

— Хорошо, займись. Но это второстепенное направление.

Шеф и подчиненный прекрасно поняли друг друга. Костя предложил достать фирму Михальского проверками и придирками. Шеф дал понять, что не надо прессовать «Кондор» основательно. Во Всяком случае — пока. Слегка попортить кровь — это можно.

— Они горят желанием освободить своих друзей из-под стражи, — произнес Костя. — Но рано или поздно они поймут, что законных способов не найти. Не исключено, что тогда попытаются организовать побег. Особенно если что-то их подтолкнет.

— Подумай, — ответил Ермаков. — Но Кузнец и Сторож люди опытные. Я даже не представляю, что их сможет толкнуть на безрассудство. Пока просто веди за ними наблюдение.

«А ведь мысль хорошая», — подумал адмирал. Арест с поличным двух бывших десантников мог придать суду по делу Белугина новое звучание. А то в последнее время пресса стала терять интерес к процессу.

Шум, который бы поднялся после ареста Гольцова и Михальского, сыграл бы на руку спецслужбам: общественности напомнили бы, что они не просто раскрыли громкое преступление, но не смыкают глаз, чтобы довести дело до логического конца. А всем сомневающимся еще раз подтвердили бы вину десантников.

Когда Костя вышел, Ермаков взял со стола дайджест прессы, подготовленный аналитическим отделом: толстую стопку ксерокопий статей сегодняшних газет. Бегло пролистал, ища статьи о Вощевозе. Аналитики, видимо, не придали этому факту значения и привели лишь небольшую заметку из «Предпринимателя». В ней туманно намекали о работе погибшего на рынке и возможную связь с преступными группировками, но не оспаривали версию следствия.

Несколько заметок были посвящены процессу по делу Белугина. Авторы скучно и скупо перечисляли, кого допросили и какую жалобу подали.

«Надо вдохнуть в это дело свежую струю», — подумал Ермаков, думая о Гольцове и Михальском.

О них он узнал из сообщения территориального отдела. Оно пришло сначала в управление, оттуда его спустили начальникам рангом пониже для ознакомления.

Как появлялась подобная информация, Анатолий прекрасно знал. Какой-нибудь опер, заметив в суде двух мужчин с военной выправкой, навел справки. А может, и не заметил, просто заскочил поболтать к знакомому следователю. Тот и обмолвился: вот, дескать, заходил некто Гольцов, делом Белугина интересовался. А чего им интересоваться? Все давно раскрыто.

Информация — хлеб спецслужб. Поэтому даже самую мелкую фразу, брошенное невзначай слово аккуратно подбирают с земли. Колосок к колоску, зернышко к зернышку. Ничем не разбрасываются. Это вам не колхоз.

Поэтому опер, прослышав про Гольцова с Михальским, быстренько настрочил справку. Затем завел оперативное дело. А что, хорошо! Минимум усилий, зато можно красиво подать, процесс ведь по громкому делу.

С другой стороны, Ермаков понимал, что серьезно разрабатывать Гольцова с Михальским «театралы» не собирались. Иначе не стали бы делиться информацией. Зачем отдавать другим дело, где можно и самим заработать баллы.

«Халтурная работа, — ворчал адмирал, листая документы. — Всегда знал, что «театралы» бездельники. Только и могут, что щеки раздувать».

Он вспомнил 1994 год. Дикое, безбашенное время.

Апрель, 1994 год.

Возле белого, как огромный кирпич, здания газетно-журнального комплекса на Красной Пресне припарковалась белая «шестерка». Из нее вышел Ермаков. В тот момент он походил на бандита: кожаная куртка, короткая стрижка.

На вахте Анатолий махнул корочкой постовому милиционеру и прошел. В руке он держал черный кейс.

— Здорово, Дима, — поздоровался он, входя в кабинет Белугина.

— Привет, Толя.

Дима даже не подозревал, что веселый и общительный сотрудник ФСК был капитаном первого ранга (по сухопутному — полковником), начальником отдела. Выглядел Ермаков ровесником Димы, общался накоротке, приносил ценную информацию. Но о себе особо не распространялся.

«Наверное, капитан», — думал о нем Белугин. Но если бы и узнал правду, то не особо бы удивился. Ему поставляли информацию с десяток полковников и даже несколько генералов.

— Читал твою статью, очень интересно, — произнес Толя, открывая «дипломат». — Молодец, такую тему накопал.

— Стараюсь. — Дима улыбнулся.

— Я тоже тебе кое-что подкину. С тебя, как говорится, пузырь.

— Может, лучше деньгами?

— Обижаешь, Дима. С деньгами у меня все в порядке.

— Я серьезно, Толя. У нас есть специальный фонд, я же тебе говорил.

— Забудь. Деньги — это взятка. А пузырь — простая человеческая благодарность. Я разве похож на взяточника? Мне ведь для счастья много не надо: теплое слово, ласковый взгляд, запотевший пузырь.