Мистер Рипли под землей - Патриция Хайсмит Страница 30

Небо на следующий день было обложено тучами; в девять часов уже начался дождь. Где-то дребезжал ставень, и мадам Аннет вышла закрепить его. Она постоянно слушала радио и сообщила Тому, что предупреждают о приближении ужасной orage [37].

Ветер всегда выводил Тома из равновесия. Поездки на этот день пришлось отменить. К полудню непогода усилилась, ветер пригибал верхушки высоких тополей, как прутики или клинки шпаг. То и дело он срывал с них небольшие ветки и сучья – вероятно, засохшие; они падали на крышу и с дребезжанием скатывались вниз.

– Никогда еще не видел здесь ничего подобного, – сказал Том за обедом.

Однако Крис с таким же, как у Дикки – и, возможно, у всей их семьи, – хладнокровием только улыбался, наслаждаясь видом разыгравшейся стихии.

На полчаса в доме отключилось все электричество, что во французской провинции, объяснил Том, случалось сплошь да рядом даже при слабой грозе.

После обеда Том отправился к себе в комнату и занялся там живописью. Иногда это успокаивало нервы. Он писал, стоя перед рабочим столом, поставив холст на расстеленные газеты и кусок старой простыни, служившей ему тряпкой для вытирания кистей, и прислонив его к большим тискам и нескольким толстым книгам по искусству и садоводству.

Том усердно трудился, время от времени отступая назад, чтобы взглянуть на результаты работы. Это был портрет мадам Аннет, выполненный в манере, которая, пожалуй, несколько напоминала де Кунинга. Иначе говоря, сама мадам Аннет, поглядев на полотно, вряд ли догадалась бы, что это ее портрет. Том не подражал де Кунингу сознательно и даже не думал о нем, работая над портретом, и тем не менее характерный стиль де Кунинга чувствовался определенно. Нанесенные одним резким мазком бледно-розовые губы мадам Аннет приоткрылись в улыбке, демонстрируя ряд неровных желтоватых зубов. На ней было бледно-лиловое платье с белым кружевным гофрированным воротником. Том писал широкими и длинными мазками, сверяясь с предварительными набросками, которые он делал тайком, держа блокнот на коленях, чтобы мадам Аннет не заметила.

Сверкнула молния. Том выпрямился и набрал полную грудь воздуха, так что в легких даже закололо. По радио передавали программу под названием “Французская культура” – интервью с каким-то писателем, довольно скованно отвечавшим на вопросы. “Ваша книга, мсье Гюбло (Геблен?) представляется мне… (треск)… Тут, по словам критиков, вы отошли от той полемики с концепциями антисартризма, которую вели в последнее время. В этой работе вы, похоже, заняли противоположную позицию…” Том резко выключил транзистор.

Со стороны леса донесся зловещий треск. Том выглянул из окна. Верхушки сосен и тополей по-прежнему изгибались, но сплошная серо-зеленая стена леса не позволяла увидеть, упало ли какое-нибудь дерево. Хорошо бы, подумал Том, если бы оно повалилось прямо на могилу Мёрчисона и спрятало ее. Том хотел закончить портрет сегодня же и стал смешивать красновато-коричневую краску для волос мадам Аннет, как вдруг снизу послышались мужские голоса.

Он вышел в холл. Голоса говорили по-английски, но что именно, он не мог разобрать. Крис разговаривал с каким-то мужчиной. “Бернард”, – подумал Том. Акцент несомненно английский. Ну да. Боже, спаси нас и помилуй!

Том аккуратно положил мастихин на чашку со скипидаром, вышел, закрыл за собой дверь и спустился на первый этаж.

На коврике у входной двери стоял забрызганный грязью и промокший Бернард. Тома поразили его темные глаза – они совсем провалились куда-то под прямыми черными ниточками бровей. Взгляд их показался Тому напуганным. А в следующее мгновение он подумал, что Бернард выглядит, как сама смерть.

– Бернард! – воскликнул Том. – Добро пожаловать!

– Добрый день, – отозвался Бернард. У его ног лежал рюкзак.

– Это Кристофер Гринлиф, – сказал Том. – Бернард Тафтс. Но вы, наверное, уже представились друг другу.

– Да, мы уже успели, – ответил Крис с улыбкой, по-видимому, радуясь пополнению компании.

– Надеюсь, это ничего, что я появился так… неожиданно, – произнес Бернард.

Том поспешил заверить его, что все в порядке. Вышла мадам Аннет, и Том представил и ее. Мадам Аннет попросила у прибывшего его плащ.

– Приготовьте, пожалуйста, маленькую спальню для мсье Бернарда, – обратился к ней Том по-французски. Речь шла о второй комнате для гостей с односпальной кроватью. Она редко использовалась.

– Мсье Бернард будет ужинать с нами, – добавил Том.

Затем он спросил Бернарда:

– Как ты добрался? Взял такси из Мелёна? Или из Море?

– Из Мелёна. Я нашел его на карте еще перед отъездом из Лондона.

Бернард стоял, потирая руки, такой же стройный и угловатый, как и его почерк. Даже его пиджак казался промокшим.

– Может, наденешь мой свитер, Бернард? Хочешь немного коньяка, чтобы согреться?

– Нет-нет, спасибо.

– Проходи в гостиную! Чаю выпьешь? Я попрошу мадам Аннет заварить, когда она спустится. Садись же, Бернард.

Бернард взглянул с некоторым беспокойством на Криса, то ли ожидая, что тот сядет первым, то ли по какой-то иной причине. Но вскоре Том убедился, что Бернард смотрит с беспокойством на все вокруг, включая даже пепельницу на кофейном столике.

Разговор не клеился. Бернарду, очевидно, хотелось поговорить с Томом наедине, а Крис, похоже, не осознавал этого, полагая, что его присутствие, наоборот, поможет разрядить обстановку, поскольку Бернард был явно не в себе. Он заикался, руки его тряслись.

– Я ни в коем случае не задержусь у тебя надолго, – заверил он Тома.

– Но не поедешь же ты обратно сегодня, в такую погоду! – рассмеялся Том. – За все три года, что живу здесь, ни разу не случалось такого ненастья. Самолет приземлился нормально?

Этого Бернард не помнил. На глаза ему попался его собственный “Человек в кресле” над камином, и он отвел взгляд.

Том подумал о кобальте фиолетовом на картине. Для него это словосочетание звучало теперь как название какого-то химического отравляющего вещества. Для Бернарда, наверное, тоже.

– Ты давно уже не видел “Красных стульев”, – сказал Том, вставая.

Картина висела позади Бернарда.

Бернард тоже поднялся и, обернувшись, прижался коленями к дивану и стал разглядывать картину. Усилия Тома были вознаграждены слабой, но искренней улыбкой, появившейся на лице Бернарда.

– Да, это прекрасно, – тихо сказал он.

– Вы художник? – спросил Крис.

– Да. – Бернард сел снова. – Но не такой хороший… как Дерватт.