Булыжник под сердцем - Джулз Денби Страница 30

Зря я нервничала – она выступила блестяще. Все наперебой галдели, какая она гениальная и неподражаемая актриса. Я впечатлилась, Джейми буквально сияла. Похоже, увлечение Шоном дало ей хороший толчок. Может, мы и впрямь к нему слишком строги? Джейми утверждала, что Шон просто пытается перебороть свое воспитание. Ну, думала я, может, так оно и есть. В нашей компании он пока еще не в своей тарелке – может, он исправится. Хорошо, если я ошиблась на его счет, потому что иначе он – безнадежная сволочь. Потому что иначе наша дружба с Джейми под ударом.

Мы с удовольствием отработали эти концерты. Было здорово, как в добрые старые времена. А в субботу отправились в культовую пирсинг-студию «Перфорация» в Брайтоне, где я проколола губу, а Джейми – козелок. Я сказала, что хочу еще татуировку, и Гейб обещал сводить меня к знакомому мастеру, Вану Бёрджессу. Мы посмеялись, вспомнив его первую записку мне – я тогда еще подумала, что он едет к ванной, потому что почерк у Гейба жуткий. Мы обсудили мою идею сделать наколку в виде племенного браслета, попереживали, больно ли это. Поели блинчиков и с воплями побегали по пляжу. По дороге домой мы болтали и слушали «Радио Четыре» и старые кассеты «Систерз оф Мерси», «Киллинг Джоук» и «Нью Модел Арми» [44], а я заставила Джейми потерпеть Тупака, Кейт Буш, «Сайпресс Хилл» и «Вокруг Хорна» [45]. Ее Светлость стонала, но в глубине души ей они тоже нравились; к тому же нас хлебом не корми – дай поспорить, а тут такой случай. Мили пролетали незаметно, было клёво.

То была одна из наших последних счастливых поездок. Одна мысль о ней – и сердце будто шипы раздирают; мы так дружили, мы были так близки.

Через день после нашего приезда заявился Шон. Я решила, что дам ему шанс, роскошь сомнений и все такое. Без толку. Ни малейшего, блядь, толку. Ничего такого он не говорил – что-то неправильное было в самой манере речи, в том, сколько он рассказывал о себе, о своей тяжелой жизни. Вы уж меня простите, но его семья отнюдь не нищая: учился он в престижных школах, все самое лучшее. Ладно, может, его отец и был жестковат – в принципе, типичный торгаш, – но послушать Шона, так его папаша – Гитлер собственной персоной. Мне бы отец подарил в восемнадцать мотоцикл! А по словам Шона, отец его жалкий скряга, поскольку не раскошелился на последнюю модель. А в спорте… если б только Шону дали шанс, он бы на блюдечке получил олимпийское золото. Но сначала все были против него, а потом – о горе, – случилась травма, разорванное коленное сухожилие. Тоже мне, старые боевые раны. Мы даже узнали, как сильно он хотел служить в армии и стать десантником, или спецназовцем, или как их там, но, ч-черт, его признали негодным – у него приступы астмы, когда он волнуется. Господи, я не верила ни единому слову – от этих историй лажей несло за версту. Он явно рассказывал их не впервые – все отрепетировано. Я порадовалась, что Моджо уехал – он бы не вынес такого цирка, и мы бы не миновали скандала. Но Джейми все проглотила. Хлопотала вокруг Шона за ужином и подливала вина. Тоже мне, гейша хренова. Я удивилась, что она не омыла ему ноги и не вытерла их волосами. Блэээ.

Вечер получился так себе, так что я решила улечься пораньше и почитать американский нуар-триллер, купленный на последних гастролях. Я вылезла из ванны – в жутком розовом махровом халате, мужской пижаме «С. и М.» и тапочках в виде кроликов – и прошлепала на кухню выпить последнюю чашку чаю, и тут у меня за спиной кто-то появился. Я ничего не услышала, просто ощутила присутствие. Я нервно развернулась и увидела Шона, который стоял, прислонившись к косяку.

– Ебаный в рот – господи, ты всегда так подкрадываешься?

– Я тебя напугал? Извини. Просто я двигаюсь почти бесшумно – научился у одного парня из спецназа. – Он сделал ударение на последнем слове, и еще усмехнулся – типа, хотел впечатление произвести. Видя, что я не теряю сознания от восторга, Шон помрачнел и вздохнул. – Послушай, Лили, я хочу с тобой поговорить. Я знаю, у нас как-то не заладилось, возможно, это моя вина. Я– не особо умею общаться. Всегда был одиноким волком. Если я обидел тебя – прости, мне правда жаль. Я хочу с тобой ладить, я вижу, сколько ты значишь для моей потрясающей женщины, и мне бы тоже хотелось с тобой подружиться. Я люблю Джейми. Да, я ее знаю совсем недавно, но с самой первой встречи я понял – она особенная. И я захотел узнать ее лучше. Она оказалась потрясающей. В жизни я часто ошибался – встречался не с теми девушками, но теперь все позади. Я хочу начать новую жизнь, остепениться. Слушай, давай закопаем топор войны? Будем друзьями? А? Дай мне шанс, и я исправлюсь, обещаю. – И все это под обворожительную, как он считал, улыбку.

Он протянул руку, но я его проигнорировала. Поставила кружку на стол – чтобы не выплеснуть в него:

– Избавь меня от этой пурги, Шон. Ты не нравишься мне, а я тебе. Я могу с этим жить. Пускай будет перемирие, раз Джейми это осчастливит. Но если переступишь черту и сделаешь ей больно, за мной не заржавеет. И это не пустая угроза, поверь мне. Ты не первый ублюдок, который пользуется ее добротой, но, клянусь господом, последний. Так что… – Я начала сбиваться и решила, что благоразумие еще ничему не вредило. – Ну ладно, а теперь, если позволишь, мне пора спать. – Я взяла чашку и сердито развернулась к двери.

На лицо Шона будто легла ледяная маска. Он вскипел от ярости; странные глаза гневно вспыхнули, словно огонь подо льдом. Я невольно отшатнулась при виде этой безмолвной жуткой ненависти. Затем столь же внезапно Шон взял себя в руки, и все исчезло.

– Хорошо, – натянуто улыбнулся он, – делай как знаешь. Нет, ничего страшного – я уже говорил, я ценю твою преданность. Это как в армии – боевые друзья. Товарищи. В одной связке. Вы с Джейми через многое прошли вместе, и я это ценю. Жаль, что ты не даешь мне шанс. Но время покажет. Когда-нибудь ты оценишь мои чувства к Джейми, мою заботу о ней. И мы с тобой еще посмеемся над нашими дрязгами. – Он кивнул и грустно посмотрел на меня – типа, непонятый. Поразительно, как легко он делал нужные выражения лица – словно выучил их, долго тренировался перед зеркалом. Жуть.

Я прошла мимо него и поднялась к себе. Я кипела. Господи, поскорее бы это кончилось, хоть бы это было краткое увлечение. Мы тогда вернемся к нормальной жизни.

В ту ночь, впервые после переезда в этот дом, я закрыла дверь спальни на замок.