Бриллиантовая пуля - Алексей Макеев Страница 3

– И долго продолжалось это молчание? – спросил Орлов.

– Семь лет. Но, как потом оказалось, имя Татьяны не произносилось только при мне, а вот между собой родители о ней частенько говорили. А тогда я через день на Главпочтамт бегал – все письма ждал. Первое не скоро пришло, я уже волноваться начал. Сестра писала, что побывали они в Мишкиной деревне и тут же в Новоленск уехали. Мишка на завод пошел и в вечерний техникум поступил, который, между прочим, за два года окончил, Таня по специальности работала, а жили они в общежитии. Это уже потом мы узнали, что не больно-то ласково ее Мишкина родня приняла, а в Танькиных письмах все было просто чудо как хорошо. Я их в том же тайнике держал, где раньше Мишкины письма хранил – она их с собой забрала. Потом у них Мишутка родился – точная копия отца, и она с ним дома сидела, денег, естественно, меньше стало. Она мне об этом не писала, но я ведь и сам все понимал, поэтому стал им деньги посылать. Мне родители на буфет школьный давали, а я из дома бутерброд захвачу и сыт. На кино и все такое деньги возьму, а сам никуда не хожу. А как поднакоплю немного, так сразу Тане отправляю. Ругалась она, конечно, но, видно, нелишними они у них были, потому что обратно ни разу не отослала. Фотографии частенько вместе с письмом присылала, и их с Мишкой, и детей – они у них подряд идут: Степан, Емельян и наконец Наташка, на этом решили остановиться. Мишка – и как он умудрялся? – еще и учиться успевал, потому что после техникума на заочный в институт поступил. Я к тому времени уже на юридическом учился и теперь отправлял им свою стипендию.

– А почему вы в медицинский не пошли? – поинтересовался Гуров.

– Из духа противоречия. Родители решили на мне отыграться, раз уж из Таньки великого врача не получилось, к тому же школу я окончил с золотой медалью. А потом Танька написала, что не надо больше деньги посылать, потому что Мишка стал начальником цеха и им на жизнь хватает. И это при том, что он в тот момент еще институт не закончил! Кстати, он и там всего четыре года учился, большинство предметов экстерном сдавал. Как-то я с занятий возвращался и вдруг вижу, от нашего подъезда «Скорая» отъезжает. Непонятно почему, но я сразу понял, что она у нас была. Взлетел по лестнице, в квартиру ворвался и услышал голоса родителей из спальни. Мама рыдала и все повторяла: «Ну, как она может быть такой бессердечной? Ну, хоть бы телеграмму прислала с одним-единственным словом «Жива»! Нам бы и этого хватило! Ведь нет больше сил в неизвестности жить!», а папа ее утешал, говорил, что, если бы с ней что-то случилось, то Михаил обязательно нам сообщил бы, что не похож он на подлеца, и все в этом духе. Ну, тут уж я не выдержал, вошел и сказал, что все у Таньки нормально, что четверо детей уже у них, что она мне регулярно пишет и фотографии присылает. Что тут началось! – Рыбовод даже головой покрутил.

– Представляю! Крайним стали вы! – усмехнулся Гуров.

– Кто же еще? Оказалось, что я не сын, а выродок и исчадие ада! Что решил родителей в гроб вогнать! Что мог бы и раньше сказать, что у сестры все в порядке, а не заставлять отца с матерью ночами в подушку рыдать. Я заикнулся было, что мама сама запретила имя сестры в доме произносить, а потом махнул рукой, принес им все Танькины письма и фотографии, на кровать бросил и ушел от греха подальше. Потом до самого вечера слышал, как они там внуками восхищались, письма читали и перечитывали, удивлялись, что Михаил смог таких высот всего за несколько лет достичь, и все в этом духе. Затем полночи письмо Татьяне писали – телефона у них тогда еще не было, его поставили, когда Мишка директором завода стал. И после всего этого родители начали требовать, чтобы Татьяна со всем семейством погостить приехала. Но тут ведь нужно было подгадать, чтобы и отпуска у нее с мужем совпали, и дети старшие на каникулах были, так что приехали они только через два года, как раз под Новый год, когда Мишку уже главным инженером назначили. Родители к их приезду готовились, как к приему коронованных особ: квартиру до блеска отдраили, продуктов закупили, детям билеты на Кремлевскую елку достали, а Таньке с Мишкой – на самые новомодные спектакли. Свою спальню решили им отдать, сами в мою комнату перебрались, меня на раскладушку выселили, а детей решили разместить на диване в зале, благо тот раскладывался до неимоверных размеров. В общем, дурдом был настоящий. Поехали мы их в аэропорт встречать на двух машинах: на нашей и еще такси заказали. Они наконец появились: на Таньке – шуба до земли из непонятного меха и шапка соболья, на Мишке – дубленка, что тогда редкостью было, и шапка-ушанка тоже из соболя, да и дети одеты соответственно. А уж багажа-то! Мама стоит, плачет и не знает, к кому первому бросаться: то ли к дочери, которая тоже слезами заливается, то ли к внукам, а потом начала от одних к другим метаться. Постепенно все немного успокоились, и папа спросил, показывая на Танькину шубу: «Это что?», а Наташка, она тогда еще не очень хорошо говорила, ему ответила: «Это лысь! Папа настлелял! А теперь соболя бьет маме на субу!» Танька и объяснила, что зима в Москве не то что у них, вот она и надела, что полегче, а на морозы у нее волчья, потеплее. А уж как домой приехали и они стали гостинцы доставать, так отец с мамой сели возле стола и молча провожали глазами каждую банку и сверток, потому что слов подходящих подобрать не могли. Одна трехлитровая банка красной икры чего стоила! Да и все остальное ей под стать было. Мы такого даже в продуктовых наборах, что родителям к праздникам выдавали, не видели. Среди прочего они достали кедровые орехи, а мы их в глаза не видели и не знали, что с ними делать. А Мишутка солидно так нам объяснил, что они очень полезные и что они нам их сейчас почистят. Сели вчетвером вокруг журнального столика и, как проворные белки, целую тарелку нашелушили, причем Наташка тоже изо всех сил старалась. А когда уже за столом сидели, мама, расплакавшись, начала у Мишки прощения просить за все те гадости, что ему тогда наговорила, что ей нужно бы получше в людях разбираться, что должна была сразу понять, какой он серьезный человек. Он ее слушал-слушал, а потом заявил: «Бросьте вы, мамаша! Я же еще тогда сказал, что всего достигну, чтобы Танюша мной гордиться могла. Чего ж вы на меня удивляетесь? Вы лучше сыну своему удивляйтесь, который много лет все деньги, что скопить мог, нам отправлял. И за это ему наша великая благодарность и скромный подарок». И Мишка достал настоящий японский видеомагнитофон – по тем временам редкость необычайная, у спекулянтов он стоил столько, что за эти деньги можно было и «восьмерку» подержанную купить. Родители у меня были советской властью пуганные и тут же всполошились – откуда, мол? А Мишка объяснил, что был в командировке в Японии по вопросам закупки оборудования, вот там-то мне подарок и купил.

– В общем, Михаил положил ваших родителей на обе лопатки, – констатировал Орлов.

– Это была только присказка, потому что на следующий день родители, встав пораньше, чтобы завтрак на всю ораву приготовить, застали Михаила уже на кухне, где он мясо через мясорубку прокручивал, а племянники мои вокруг крутились и очень деятельно ему помогали: Мишутка мясо резал, Степан, обливаясь слезами, лук чистил, Емельян муку просеивал, а Наташка с самым серьезным и сосредоточенным видом ему помогала, из-за чего половина муки была на полу, а вторая – на ней. Ну, Мишка и объяснил, что решил настоящих сибирских пельменей налепить. Мама в ступор впала, а папа только растерянно спросил: «А Таня что же?» А Наташка ему серьезно так: «Мама у нас хилулк. В ее луках зизнь теловека, поэтому ей ничего луками делать незя!» А тут и сама сестрица появилась в японском кимоно и тапочках каких-то затейливых с помпонами, заспанная и довольная, как кошка. Мишка увидел ее и, глядя на детей, только укоризненно головой покачал: «Ну вот! Разбудили маму!» А она подошла к мужу, прижалась, потерлась об него щекой и в ванную поплыла. Посмотрел на все это отец и ехидно так маме сказал, ее же передразнивая: «Ох, пропадет наша дочка в Сибири! Ох пропадет!» А Мишка им на это добродушно так: «Да бросьте вы! Что нам, трудно, что ли?» Тут мама вконец растерялась: «Мишенька! А кто же готовил, стирал, убирал, пока детишки маленькие были, а ты учился?» Он в ответ расхохотался: «Угадайте с трех раз!» Вот такой у меня зять! Но это он только с Танькой и детьми такой добрый, а на самом деле – кремень! У него вся область по одной доске ходит!