Молитвослов императрицы - Мария Спасская Страница 3

— Соболезную, господин Лукьянов, — пробасил Варфоломей Селиванович, убедившись, что никакой ошибки тут нет. И со значением выдохнул: — Вот, ридикюль извольте принять. При вашей покойной жене на момент ее смерти находился.

Все, что случилось секунду спустя, Влас мог объяснить только горем, затмившим рассудок несчастного вдовца. Почтовый служащий бережно принял сумочку и, с минуту подержав в руках, вдруг оскалился и принялся в бешенстве рвать тонкую шелковую ткань, приговаривая:

— Все он! Он до смерти Катеньку довел! Его подарки! Его ухаживания!

Под сухими жилистыми пальцами Лукьянова маленькая, изящная вещица с треском лопнула, одна парчовая сторона повисла лоскутом, на землю посыпалась разная дамская чепуха, и из-под шелковой подкладки выпала, медленно планируя на холодном ветру, прямоугольная картонка, очень похожая на игральную карту. Безумец в бешенстве принялся топтать все, что оказалось у него под ногами, мешая со снегом и грязью серебристую гильзу губной помады, хрустальный флакончик духов, белый кружевной платочек, какие-то карандашики и безделушки. И только теперь урядник опомнился.

— Э, любезный, что себе позволяете? — шагнул он к Лукьянову, отталкивая безумца в сторону и забирая у него лоскуты, бывшие некогда ридикюлем. — Мятлев!

Выполняя распоряжение начальства, сотский уже успел усадить в пролетку незадачливого шофера и теперь, заслышав зов, проворно выбрался из служебного экипажа, торопясь предстать перед урядником.

— И этого в участок, — распорядился Воскобойников-старший, впихивая в красные лапы Мятлева шелковые клочки. И, кивнув на дорогу, попросил: — Вы это, Мятлев. Вещи ее соберите.

Сотский, кряхтя, согнулся пополам и, выставив обтянутый синим сукном толстый зад, макая в грязь полы шинели, брезгливо выковырял пальцем из снежной слякоти самое крупное из затоптанного — духи, помаду и игральную карту, проигнорировав более мелкие предметы. Вытер поднятое о шелковые лохмотья ридикюля, указал поникшему Лукьянову на пролетку, где уже дожидался притихший шофер, и двинулся следом за всхлипывающим вдовцом, бормоча проклятия и брезгливо отряхивая перчаткой запачканную шинель.

Москва, май 2018 года.

Дерзость Звягинцева граничила с безумием. Только безумец может в конце рабочего дня взять коробку с экспонатами и убрать к себе в сумку. Я стояла в дверях выставочного зала, наблюдала за разнорабочим и не верила своим глазам. Так вот просто — взять и украсть только что доставленные из хранилища Федерального государственного архива царские вещи? Или Юрий Павлович всерьез полагает, что пропажу коробки номер девять никто не заметит?

— Лар, что он делает? — не оборачиваясь, прошептала я.

Лучшая подруга, она же пресс-секретарь Выставочного Центра, из-за моей спины так же шепотом откликнулась:

— Похоже, ворует.

И громко, на весь зал, проговорила:

— Уважаемый, будьте так любезны, верните коробочку на место.

Крупная фигура в синем комбинезоне неторопливо выложила коробку обратно. Избавившись от похищенного, Звягинцев хмуро посмотрел на нас.

— Теперь выгоните? — Он равнодушно поскреб подбородок.

— Завтра можете не выходить, — холодно сообщила я, рассматривая широкую плоскую переносицу его вздернутого носа и щетину на пухлых щеках.

— Значит, увольняете, — глубокомысленно заключил Звягинцев.

Я удивилась подобной непробиваемости и увещевательным тоном заговорила:

— Юрий Павлович, вы же взрослый человек и понимаете, что за похищение государственного имущества полагается уголовная статья. Скажите спасибо, что не предаю это происшествие огласке.

Он посмотрел на меня мутными карими глазами и скупо обронил:

— Понятно.

Что за человек!

— Вы напрасно обижаетесь, — принялась оправдываться я. — Как представитель архива я несу материальную ответственность за экспонаты из нашего хранилища и не могу позволить работать на выставке человеку, в котором не уверена. Так что приходите завтра в Архив за расчетом. Всего вам доброго.

Подсобный рабочий хмуро покосился на меня, недовольно пробормотав:

— Рабочий день вроде закончился. И откуда ты взялась?..

Откуда? Я смартфон забыла. Уже дошла до парковки, нашла среди машин свою, полезла в сумку за ключами и тут увидела, что смартфона нет. И вспомнила, что не забрала его со стола, за которым работала. Делать нечего, развернулась и пошла обратно к выставочному центру. Поднялась на второй этаж, в коридоре встретила Лару, она вызвалась проводить меня, так мы вместе с ней и оказались у дверей зала, где Звягинцев решился на воровство.

— Правильно, гони его в шею. Так с ними и надо, с ворюгами, — поддержала меня Лариса, подхватывая под руку и увлекая к столу, на котором и покоился забытый аппарат.

Мы с Ларкой знакомы тысячу лет. Она всегда выражается кратко и бескомпромиссно, и посты популярной блогерши Ларисы Заглушкиной-Валуа неизменно в топовой десятке. Она пишет желчно и хлестко, стараясь во всем походить на Ларису Рейснер. Красотка Рейснер — Ларкин кумир. Лариса даже сделала себе нос под Рейснер. А про выставку, которую мы готовим, зло написала, что навряд ли кого-нибудь привлекут привезенные из Америки растянутые царские рейтузы и побитый молью френч цесаревича Алексея. Это она лукавит. Экспонатов много, и все они представляют несомненную историческую, а некоторые и художественную ценность. Особенно американская часть коллекции, прибывшая из Джорданвилля, из Свято-Троицкого монастыря, она состоит из личных вещей царской семьи, некогда доставленных в Штаты следователем Соколовым.

— Ну хорошо, выгнала ты этого работягу, и что теперь? — следуя по коридору в направлении выхода, полюбопытствовала Лариса. — Сама будешь строительные лестницы таскать?

— Скажи честно — боишься, что к тебе за помощью обращусь? — пошутила я.

— На это даже не надейся! — В голосе подруги зазвучала сталь. — У меня своих дел хватает. Я не об этом. Просто имей в виду — если выставка не откроется в положенные сроки, за срыв проекта ты будешь отвечать.

— Разберемся, — отмахнулась я, перебирая в голове возможные кандидатуры на должность разнорабочего.

В принципе, их было немного. Но выбрать было из кого.

Проходя по первому этажу и помимо воли косясь в распахнутую дверь, откуда доносились заключительные аккорды вагнеровского «Полета валькирий», я не могла не содрогнуться от охватившей меня гадливости. В просторном выставочном зале заканчивалось последнее на сегодня шоу. Нельзя не признать, что шоу было феерично и будоражило воображение. В самом центре экспозиции возлегала жуткая голая женщина, сработанная из папье-маше и эластичных тряпок. Каждые два часа под звуки Вагнера она вдруг оживала и начинала на глазах изумленных зрителей буквально распадаться на части.

Первым делом из ее не в меру натуралистичного лона выползал новорожденный младенец. Плод откатывался в сторону, и если в зале случались дети — а это бывало довольно-таки часто, — ребятне предлагалось надеть на новорожденного памперс, иначе «бебибон» мужеского полу поливал окружающих веселыми струйками. Затем отделялось само лоно и укатывалось в сторону. В следующий момент к возлегающей в центре зала гигантше подбегал некто, переодетый поросенком, и начинал залихватски отплясывать, а к хрюшке уже двигался, щелкая зубами, отделившийся от женщины рот. Широко распахнувшись, рот целиком заглатывал легкомысленное животное и, исполнив свою партию, откатывался в сторону.