Итальянская любовь Максима Горького - Екатерина Барсова Страница 3

* * *

Италия. Окрестности Флоренции. Наши дни

— Ба! — Даниэла вбежала на прохладную террасу и замерла.

Бабушка дремала в кресле, на столике стояла чашка с недопитым кофе, а рядом лежало письмо…

— Ба, — сказала Даниэла тише и подошла к дремавшей старушке уже на цыпочках.

Она любила свою бабулю и не собиралась нарушать ее покой, раз та уснула. Послеобеденный сон очень полезен особенно для людей в возрасте. А бабушке уже за восемьдесят. И Даниэле хочется, чтобы бабушка жила долго. Строго говоря — это была ее прабабушка, бабушка умерла пять лет назад, но Даниэла всегда называла Мари-Роз — тоже бабушкой.

В их роду были долгожители. Дедушка Андреа дожил до девяносто четырех лет, а его сестра до девяносто семи.

Даниэла скользнула взглядом по письму. Незнакомый почерк. Она задумалась. Вернуться обратно в гостиную и, устроившись на диване, скоротать время за просмотром фейсбучной ленты друзей? Или…

Брови взлетели вверх, нахмуренное выражение лица сменилось другим — заинтригованным. Даниэла осторожно взяла письмо со стола…

«Бабушка не будет сердиться, я просто посмотрю его, и все».

Даниэла устроилась с письмом в гостиной. Ветер с улицы залетал в окно, надувая занавески. Воздух был горячим, но включать кондиционеры не хотелось. Она как истинная южанка любила тепло, ее кожа жадно впитывала в себя горячий воздух. Даниэла забралась с ногами на диван и принялась читать.

Интерес сменился недоумением. Письмо было длинным, она боялась, что бабушка в любой момент проснется, что она не успеет дочитать. Даниэла быстро сфотографировала письмо на мобильный и продолжила чтение.

Интересно, что это за письмо?

Бабушка никогда раньше не говорила о людях, которые в нем упомянуты. Неужели у Мари-Роз в ее-то возрасте появились тайны? Даниэла улыбнулась.

Бабушка и тайны… Милая бабуля, нужно почаще приезжать к ней, не забывать.

По мере чтения Даниэла все больше и больше удивлялась, пока не осознала, что она ничего не понимает.

Здравствуй, Мария!

Я пишу тебе в надежде, что ты все-таки прочтешь мои письма. Ведь в них история нашей семьи, точнее — часть истории, та, которая касается непосредственно тебя. Я не буду открывать тебе чужих тайн, а только наши, кровные. И знать их необходимо, ведь если мы не поймем истоки, то не поймем — ничего… Твой род принадлежит к числу древнейших и славнейших родов Италии, и ты должна знать его историю, историю семьи и свою собственную…

Если я не расскажу тебе все до конца, ты никогда и не узнаешь истины, потому что многие захотят скрыть ее от тебя. Они руководствуются своими представлениями о жизни и правде. А я считаю, что тайн быть не должно, особенно таких, которые касаются человека, его прошлого, настоящего и будущего.

Как мне вообще пришло в голову писать тебе, несмотря на расстояние, разделяющее нас? Во-первых, возраст, как ни крути, штука неприятная и неизбежная. Он приносит болячки, слабость, понимание, что твой последний час близок… Но еще хуже — страх, что смерть может настичь внезапно, и тогда все планы окажутся напрасными. Но возраст имеет и свои преимущества. Жизнь в старости предстает другой. Более очищенной от чуждых наслоений. Как стекло, которое было мутным, вдруг внезапно стало чистым, звонким, прелестно отражающим наш мир. В старости нет места унынию, это привилегия среднего возраста, здесь уже вступаешь в диалог с вечностью. И радуешься совсем немногому — солнцу, траве, пробивающейся сквозь полуразрушенный мрамор, запаху моря.

Но чтобы достойно встретить старость — нужно примириться с ее дарами и отринуть тяготы.

Я долго шла к этой науке и, кажется, нахожусь в процессе постижения. Я переменила место жительства и уехала из Флоренции на Капри. Поселилась не в родовом поместье — там уже давно хозяйничает Катарина, племянница Мариуччи, а в маленьком домике, скромном и неприметном. Но зачем мне в старости пышность? Зато здесь я предоставлена самой себе и могу без помех насладиться жизнью в каждом мгновении. Или как писал Петрарка?

И ты знаешь, когда я уехала из до слез любимого Рима — мне стало легче. Наверное, пришло осознание, что я вступила в свой последний завершающий этап жизни. Шокирующую зрелость — так бы я это назвала. Я любила Рим и люблю до сих пор. Это город, переживший всех. О Рим разбились волны веков и оставили на нем свой след. А какая прелесть, что в Риме так органично перемешались все эпохи! Такого нет в Париже, который этот великий и ужасный барон Османн застроил однотипными зданиями, разрушив средневековый город, от прежнего Парижа почти ничего не осталось…

Но вернемся к Капри. Так странно возвращаться в места, где прошла твоя юность. Странно… А потом тебя охватывает ликующая радость, словно ты вернулась в свое детство, но уже другой, и ты можешь смотреть на себя с высоты возраста. И детство видится таким же прекрасным, но еще более сладостным. Потому что — недостижимым.

Я всегда любила море. И мне его не хватало позже. Когда я жила в Риме, я скучала без вида ярко-синей глади, простиравшейся до самого горизонта. Синей, без малейшей примеси других оттенков. Я знаю — и здесь нет никакого секрета, что наши итальянские моря — самые красивые в мире… Они красивы, потому что щедрое южное солнце, согревая своими лучами воду, придает ей насыщенный синий цвет, пронизанный золотистым свечением. Это надо видеть!

Здесь можно в полной мере вкусить то, что называют «искусством жизни». В этом мы, итальянцы, весьма преуспели. Есть же такое выражение — «дольче вита». На самом деле, оно почти не переводимо на другие языки. Это не просто сладкая жизнь в ее вульгарном понимании. Это сладость, как благоуханность, как благодать, как аромат в пору наивысшего цветения… Мы, итальянцы, при всей своей шумности и внешней суетливости, никуда не торопимся, поэтому традиции у нас в крови. И тот, кто хоть однажды побывал в Италии, обязательно вернется сюда снова…

Вот так, постепенно, я подбираюсь к главному предмету моих писем. Я непременно должна сказать о русских в Италии. Позже ты поймешь: почему вообще возникла эта тема. И пусть тебя ничего не удивляет — жизнь порой полна таких сюрпризов и тайн, перед которыми меркнут художественные романы.

Я хочу сказать тебе, дорогая, что тяга русских к Италии — неоспорима. Эти связи тянутся из глубины веков. Они никогда не прерываются и никогда не исчезают. Все мы знаем имя Зинаиды Волконской, Вячеслава Иванова… И, конечно же, Николая Васильевича Гоголя! Этого великого страдальца, который был так очарован Италией и который написал на итальянской земле великое произведение русской литературы «Мертвые души». Его даже изучают в русских школах! Мы не представляли, что этот чудак, который всем казался не от мира сего и который с таким удовольствием поглощал изыски итальянской кухни, величайший писатель!

Но я хочу рассказать тебе о другом писателе. Я долго думала: нужно ли ворошить эту старую семейную историю? Не лучше ли все оставить так, как есть, и не поднимать мертвецов из могил. Так, кажется, выражалась тетушка Лючия, когда ее теребили в девяностолетнем возрасте. Но все же есть истории, которые нужно знать…