Капитан госбезопасности. Ленинград-39 - Александр Логачев Страница 3

– По крайней мере, – ответил полковник, – немцы смогли бы тогда ограничить свое воздействие на конфликт пассивным нейтралитетом. Это бы не противоречило бы их пакту с красными и открыло бы путь английским и французским войскам.

– И нам это дало бы шанс на выход из войны малой кровью, – добавил Маннергейм. – Тогда поговорим о возможном и невозможном.

– Добыть чертежи танка не менее сложно, чем пригнать в Германию сам танк. То есть совершенно невозможно, – сказал Меландер, и его улыбка стала еще шире.

– Вы предлагаете, – Маннергейм выдвинул ящик стола, – передать адмиралу Канарису ваши мифы о непобедимости танка русских, а вместо чертежей отдать вот этот ваш… С просьбой передать лично Гитлеру.

Маршал вытащил из ящика лист бумаги, на котором синела трава, белели кривые ромашки и зеленел однобашенный танк, намалеванный детской рукой. На башне танка красным карандашом было выведено «КВ». Маннергейм бросил рисунок на стол.

– Совершенно невозможно добывать какие-либо секреты в Советской России, – продолжал Меландер, не переставая улыбаться. – Сама страна – закрытая, строго охраняемая территория. Внутри все друг за другом следят и друг на друга доносят. Хватают по малейшему подозрению. Засекречено все без исключения. А к настоящим секретам на пушечный выстрел не подпустят. Чтобы завладеть чертежами, надо вскрыть не один сейф, потом как-то вынести эту чудовищную груду бумаги. Даже проникнуть на завод, где проектируются эти танки – задача невыполнимая. Тем более, как я понимаю, работа предстоит срочная, длительные разработки не годятся. Тем более невыполнима задача для моей резидентуры в Ленинграде, она малочисленна и не подготовлена к операциям подобной сложности.

Кот маршала Маннергейма увидел, что хозяин закипает. И злит его этот двуногий с запахом свиных колбасок. Филька выпустил когти и вонзил их в обшивку кресла. А если, подумал кот, подбежать и цапнуть двуногого за руку, что свешивается с подлокотника, а потом броситься под защиту хозяина?

– Но нет ничего невозможного, господин маршал, – полковник Меландер поднялся со своего кресла, улыбка ушла с его лица, уступив место выражению полной сосредоточенности. – В этом мире нет ничего невозможного, господин маршал. Вопрос возможности и невозможности – это всего лишь вопрос готовности к жертвам и затратам.

– И как вы намерены действовать, полковник? О каких жертвах и затратах вы говорите? – Маннергейм тоже поднялся из-за стола, сложил руки за спиной и вскинул голову.

Кот Филька убрал когти в подушки, а лапы – под себя, увидев, что его хозяин успокаивается.

– Помните, господин маршал, я вам рассказывал об одном человеке…

– А-а, – кивнул Маннергейм, – некий русский, которого вы бережете, как говорят те же русские, на черный день. С выдающимися способностями.

– Да, он самый. Он стоит всех моих агентов и в придачу всех агентов абвера на территории Советской России. Более талантливого разведчика я не встречал и о таких не слышал. Он способен подчинить себе любую ситуацию и любого человека.

– Он еще, кажется, вы говорили, отменный боец? – Маршал вернул в ящик стола детский рисунок.

– Так точно. Великолепный стрелок, гимнаст и знаток борьбы. И умения постоянно совершенствует. К тому же у него звериное чутье на опасность, стопроцентная нервная выдержка и бешеная ненависть к большевикам. Если вы подтвердите, что настал черный день, то я готов ввести в дело моего человека.

– Да, – твердо сказал маршал, – сейчас именно такой день. Решается судьба Финляндии и наши судьбы.

– Но на этом человеке необходимые жертвы и затраты не исчерпываются, – и Меландер неожиданно взглянул на кота маршала Маннергейма – словно иглы всадил в зеленые кошачьи глаза. Филька выгнул спину, шерсть на загривке стала дыбом.

– Что еще? – спросил маршал.

– Возможно, придется пожертвовать частью моей ленинградской резидентуры, – полковник Меландер оторвал взгляд от кошачьих зрачков, перевел его на увенчанной шведской короной вензель из двух букв «F» на маршальском погоне ^[9]. – Если не всей вообще. Если игра того стоит…

– Игра того стоит, полковник, – в голосе главнокомандующего слышалось раздражение. Ну, сколько можно об одном и том же – что на Финляндию надвигается Апокалипсис. Чего ж еще ждать, какой же еще вам черный день требуется? – И он, этот ваш герой, полковник, решит неразрешимый вопрос?

– Да. Хотя бы потому, что я вижу, как его можно решить.

– Ведь вы сами только что толковали мне о невозможности выкрасть чертежи, не говоря уж о танке.

– Ничего этого и не потребуется. Я обдумаю детали и готов доложить план целиком сегодня вечером, а также представить вам того человека, о котором сообщил. Разрешите идти?

– Идите, полковник.

Меландер повернулся на каблуках, проследовал к лосиному рогу, укрепленному рядом с дверью, снял с него фуражку.

– А скажите, полковник, – сказал маршал, – как вы оцениваете противника на сегодняшний день? Вашего непосредственного противника. Русскую контрразведку.

Надев фуражку, поправив козырек, Меландер ответил:

– У них, как и у немецкого гестапо, прекрасно отлажена система тотального сыска. Им помогает подконтрольность всего населения и упрощенная процедура дознания. Потому противник крайне опасен. Но есть в русской системе слабость, которая отличает ее от системы немецкой. У красных мало настоящих, сильных профессионалов. Но, к сожалению, как раз в Ленинграде есть очень опасный человек, можно сказать, русский Шелленберг… Дьявол! – вскрикнул Меландер. И отпрыгнул к двери, на пол кабинета полетела полковничья фуражка.

Все-таки он сделал это. Кот маршала Маннергейма. Он подобрался к мерзкому двуногому, превозмогая отвращение от запаха свиных колбасок и воды для обрызгивания лица, подпрыгнул, вонзил когти в колено бесхвостого и, бросившись наутек, укрылся под креслом. Полковник с гримасой боли тер поврежденное колено и качал головой. А маршал Маннергейм спрятал улыбку в драгунские усы…