Злоумышленники - Дональд Гамильтон Страница 3

Утром я заказал такси, которое доставило меня в аэропорт достаточно рано, чтобы я мог еще позавтракать в ресторане со стеклянными стенами и видом на летное пате. Оригинальностью ресторан не отличался. Он походил на любой другой ресторан современного аэропорта.

Когда я подошел к стойке "Мексиканы", где как раз началась регистрация билетов на мой рейс, я испытал нечто, способное произвести на менее опытного и закаленного члена нашей организации весьма болезненный эффект. Оказалось, что Мак отнюдь не вездесущ и не всемогущ. Иначе говоря, билет мне не был забронирован. Если он и внес мое имя в список пассажиров, сюда этот список не попал.

Молодой человек за стойкой изучил все свои бумаги, записи, досье и покачал головой. Он поднялся, проследовал в офис и вернулся, опять качая головой. Мы провели переговоры, и он уверил меня, что как-нибудь устроит меня на этот рейс. Я показал ему уголок купюры в пятьдесят песо, полученной мною в виде сдачи в отеле.

- Вы не опоздаете на самолет, сеньор, - сказал он, улыбаясь и глядя мне в глаза. - Причем это вам не будет стоить ничего сверх обычной цены.

Получив лишний аргумент против бытующей теории, что в Мексике все поголовно готовы тебя обобрать, и исполнившись новой веры, я стоял у своего чемодана и ждал до восьми часов, когда регистрация закончилась, и молодой человек махнул мне рукой. Я подошел, и он оформил мне билет. Мы взлетели и могли бы полюбоваться долиной, в которой расположена мексиканская столица, колыбель ацтекской цивилизации, если бы она не была окутана туманом, очень похожим на лос-анджелесский. Похоже, и здесь скоро возникнет проблема смога.

В Гвадалахаре нас выгнали из самолета минут на двадцать, после чего мы перелетели через вполне живописные горы, совершив посадку в Пуэрто-Вальярте, небольшом морском портовом городке, где нам снова пришлось выйти из самолета. Пассажирам не разрешают оставаться в самолете, когда его чистят и подметают в промежутках между перелетами.

До сих пор я чувствовал себя раскованно, наслаждался полетом, любовался пейзажами, но когда мы снова взлетели и самолет, поднявшись над зелеными волнами океана, взял курс на Масатлан, что в переводе означает "место, где водятся олени", я почувствовал знакомое ощущение, охватывавшее меня всегда перед началом работы: тяжесть в горле и в диафрагме. Как бы давно ты ни работал, ощущение это с годами не проходит. По крайней мере, у меня это так.

Мой агент действительно поджидал меня в аэропорту Масатлана: белые полотняные брюки и безумная шляпа из пальмовых листьев. Выглядела она вовсе не так, как а думал. Она выглядела как-то по-детски. Я имею в виду не тех пухленьких розовощеких шепелявящих блондиночек, но смуглых худощавых, большеглазых девиц со впалыми щеками, которые и не подозревают, что когда-то станут красавицами.

С первого же взгляда она стала меня раздражать. Это было не совсем справедливо, но я уже заранее настроился подозрительно. Но теперь я был недоволен вовсе не ее умением одеваться или выбирать условные знаки. Самые опасные недостатки в нашем деле - это идеализм и невинность. Насколько я мог судить, у нее имелось и то, и другое.

Она беседовала с загорелой, крепкой блондинкой, на которой было надето нечто оранжевое и без рукавов - самый настоящий мешок с прорезями для рук и головы, украшенный народным орнаментом, - такие продают во всех местных сувенирных магазинчиках. Когда поток пассажиров с нашего рейса пронес меня мимо нее, моя девица сняла очки и стала протирать стекла клинексом.

В соответствии с инструкциями я вытер лоб платком. Получилось вполне убедительно - и удивляться тут не приходилось. Я был одет с учетом высокогорных Сан-та-Фе и Мехико-Сити, где сухо и прохладно. Здесь же, у моря, было жарко и влажно - ълажность подходила к стопроцентной отметке.

Я заметил, что вблизи Присцилла Деккер выглядит не такой юной, как издалека. Ей было лет двадцать пять, и у нее был слегка увядший вид профессиональной девственницы, каковой эти плоды приобретают, если их вовремя не сорвать с ветки. Не знаю даже, хорошо это или плохо лично для меня, но так или иначе мне не нужно было делать скидку на ее юность. Если она не сумела как следует распорядиться своими годами, моей вины в этом нет.