Хреновый детектив - Лев Альтмарк Страница 3

Но всё оказалось буднишней и банальней. С ума я не сошёл и даже не особенно растерялся, будто встречал трупы на каждом шагу. Конечно, мне доводилось видеть и сбитых машиной, и выпавших из окна высотного дома, но те трупы выглядели намного страшней, притом вокруг были люди, их крики и плач нагнетали ужас, от которого любого бы зазнобило.

Сегодня я чувствовал себя вполне спокойно, лишь стали немного подрагивать руки да началась какая-то странная икота. Я беспомощно огляделся по сторонам, не останавливая взгляда ни на сорванном со стены бело-голубом флаге, ни на вывернутых из письменного стола ящиках, ни на разбросанных по комнате папках с документами, ни на расколотом горшке с любимым кактусом Лены. В самом кошмарном сне я представлял подобную картину, и вот, наконец, удостоился лицезреть её наяву.

Подойдя к мёртвому Марику, я зачем-то потряс его за руку. Из-под локтя выглянул край знакомого конверта. Видно, Файнберг читал моё послание перед самой смертью. Другое письмо, адресованное ему, наверняка лежало в кармане пиджака, но проверять это не хотелось, да я и не смог бы обыскивать покойника.

Кто это сделал? Голова отказывалась соображать, мысли крутились туго, и пришлось даже сесть в кресло напротив стола, но долго усидеть я не мог.

Может, какой-то придурок решил, что у нас тут горы денег? Ведь всерьёз же считает кто-то, что Запад заваливает еврейские общества дармовыми долларами, на которые мы можем строить себе дворцы и кататься на Кадиллаках. Кому докажешь, что мы живём на весьма скудные гроши, присылаемые лишь для поддержки штанов, и то нерегулярно. Если это попытка ограбления, то грабитель, вернее, убийца — полный дурак. В настоящее время денег в обществе нет не только наличными, но даже и на банковском счету. А вот долги — да, есть.

С другой стороны, — и я сразу же обратил на это внимание, — ничего ценного из офиса не исчезло: ни магнитофон, ни аудио- и видеокассеты, ни красивые израильские сувениры-побрякушки. Большая ханукальная менора, похожая издали на серебряную, была на месте, только погнута и смята от сильного удара.

Выходило, что мои письменные обещания самым невероятным образом воплотились в реальность. Кто-то, по странному совпадению, осуществил мои дурацкие угрозы. Вот уж, как говорится, накаркал так накаркал!

Необходимо срочно поднимать шум. Едва ли это простая попытка ограбления и последующего убийства, ведь беда произошло почему-то именно с еврейским обществом, а не с какой-то другой общественной организацией. Кого-кого, а завистников и прямых недоброжелателей у нас больше, чем у кого бы то ни было.

Рука потянулась к телефону, чтобы звонить в милицию, но я решил немного повременить. Позвонить можно и через пять минут, а пока необходимо собраться с мыслями, продумать дальнейшие действия, ведь после моего звонка сразу наедет куча следователей и экспертов, начнётся переполох, и времени уже не останется, а я отныне вынужден буду представлять пострадавшую сторону. Больше некому.

Все наши дрязги с Мариком выглядели теперь мелкими и несущественными. Правых и виноватых больше не было, вернее, оставался один виноватый — я, но это вовсе не должно стать предметом обсуждения для кого-то из посторонних. Важно сейчас действовать так, чтобы следствие, которое начнёт раскручивать убийство, не уклонялось только в уголовное русло, тут наверняка есть что-то помимо уголовщины. (Это во мне заговорил функционер еврейского движения, не имеющий право оставлять без последствий любое проявление антисемитизма… Ох уж, этот неистребимый бюрократизм даже в такие трагические минуты!)

Но где же Лена? Куда она делась? Она должна была быть в это время в офисе. Внутри у меня всё похолодело от гадких предчувствий. Заранее готовый к худшему, я заглянул на кухню и в туалет, но там никого, слава аллаху, не оказалось. Хорошо, если она куда-то вышла до появления убийц Файнберга…

Я снова вернулся в комнату и остановился у стола. Хоть я человек и не сентиментальный, а скорее циничный и ехидный, но меня почему-то сейчас потянуло в патетику:

— Прости меня, Марк! Ещё час назад я желал тебе всяческих пакостей. Всё это было, поверь, мышиной вознёй и жалким воплем оскорблённого самолюбия. Я злился на тебя и во многом переборщил, но и ты был не прав, когда выкурил меня из-за этого рокового стола. Не сделай ты этого, может, сейчас здесь лежал бы я. А ты, сам того не желая, принял удар на себя… Трудно выбирать из двух неправых того, кто более неправ. Лишь сейчас я начинаю понимать, что ты был всё-таки последовательней и принципиальней, каждое дело доводил до конца, и никто никогда не упрекал тебя в грубости. Поначалу я видел в тебе только мальчика на побегушках, но потом, когда начал проявляться твой характер, признаюсь, втайне позавидовал той лёгкости, с которой ты всего добивался, но было поздно — джин вырвался из бутылки… Видно, так и должно было случиться, когда-то нужно уступать дорогу. Твоя смерть на многое открыла мне глаза, и лишь такой ужасной ценой я понял, что глупо ссориться по пустякам и давать недругам повод побольнее ударить нас… Ты хотел, Марк, когда-то оказаться в Иерусалиме. Обещаю, твоя жена и твой сынишка увидят Святой город. Я помогу им. Но сперва разберусь с подонками, чего бы мне это ни стоило…

Идея отомстить за Файнберга, неожиданно посетившая меня во время моего высокопарного монолога, оказалась настолько заманчивой, что я даже забыл о том, что минуту назад собирался звонить в милицию и поднимать шум.

Как отыскать убийц? Милиция этим, конечно, займётся, но я должен опередить её или хотя бы помочь в поисках. Что я буду с ними делать, когда узнаю конкретные имена и адреса, понятия не имею, но это теперь дело принципа. С чего начать поиски? Будь я профессиональным детективом, у меня наверняка появились бы какие-то версии и предположения, но тут как ножом отрезало.

Ладно, об этом подумаем позже, а сейчас надо поискать улики или — как это называется? — вещественные доказательства. Преступник всегда оставляет следы. Прежде чем появится милиция и перекроет все ходы и выходы, осмотрим и обнюхаем всё сами.

К моему разочарованию, ни традиционных окурков в пепельнице, ни вырванных пуговиц с клочками материи, ни отпечатков пальцев на полировке стола найти не удалось. Впрочем, если б я и нашёл что-то, всё равно не знал бы, как этим распорядиться. Вероятно, убийца или убийцы, если их несколько, явились сюда самым обычным способом, прикончили Файнберга, а потом всласть покрушили мебель и раскидали бумаги.

О судмедэкспертизе у меня точно такое же представление, как и у любого не очень искушённого читателя детективов, так что о причине смерти я мог судить лишь по развороченному виску трупа. Большего определить я не смог, но и этого для меня было вполне достаточно.

Отойдя подальше от стола, я стал мучительно размышлять, как поступать дальше. Как правило, у книжных детективов в подобных ситуациях уже полным-полно разных планов, я же был чист, как стёклышко. Ну, невнимательный я чтец детективных историй — читаю лишь для разгрузки мозгов, когда устану, или в туалете — что ж, мне теперь оставаться у разбитого корыта?!

Но что-то делать всё равно необходимо, потому что переваливать поиски на плечи милиции вовсе не хотелось. Легко, конечно, умыть руки и стать в позу, мол, с вас, профессионалов, и спросим результат. А кто спросит-то? Ситуация была несколько иной. Официальным властям доверять особо не стоит, потому что не раз приходилось убеждаться, что польза от контактов с ними минимальная, и если хочешь завалить какое-нибудь благое начинание, обратись к ним за помощью. Нет сомнений, что если преступников поймают, то постараются выставить обыкновенными уголовниками. Копать что-то помимо уголовщины или связывать причину преступления с антисемитизмом — это для наших пинкертонов как зубная боль. Задумайся они над этим хоть разок или копни причины поглубже, их тотчас приструнят, рты заткнут, отправят уличные драки расследовать. Никому это, по большому счёту, не интересно.