Плач в ночи - Мэри Хиггинс Кларк Страница 3

Она быстро разместила картины, собрав вместе полотна маслом, акварели, наброски пером и углем.

— Дженни, у тебя хороший глаз, — отметил мистер Хартли, заметно оживившись после того, как повесили последний холст. — Я знал, что у нас все получится.

«Уж конечно, ты знал!» — подумала она, подавив вздох.

Галерея открылась в одиннадцать. Без пяти одиннадцать портрет был на витрине, а рядом с ним - красивое объявление в бархатной рамке: «ПЕРВАЯ ВЫСТАВКА В НЬЮ-ЙОРКЕ, ЭРИХ КРЮГЕР». Картина сразу же привлекла внимание прохожих на 57-й улице. Сидя за своим рабочим столом, Дженни наблюдала, как люди останавливаются, чтобы рассмотреть полотно. Многие заходили в галерею посмотреть всю выставку. Немало было и тех, кто спрашивал:

— Вы позировали для того портрета на витрине?

Дженни раздавала брошюры с биографией Эриха Крюгера:

«Два года назад Эрих Крюгер добился мгновенной славы в мире искусства. Уроженец Грэнит-Плейс, штат Ми, он с пятнадцати лет занимался живописью как хобби. Его дом - это ферма, принадлежащая его семье уже четыре поколения, где он выращивает призовой скот. Также он является президентом «Крюгер Лаймстоун Воркс». Первым талант Эриха открыл агент из Миннеаполиса. С тех пор художник выставлялся в Миннеаполисе, Чикаго, Вашингтоне и Сан-Франциско. Мистеру Крюгеру тридцать четыре года, и он не женат».

Дженни изучила его фотографию на обложке брошюры.

А еще он потрясающе выглядит, подумала она.

В половине двенадцатого к ней подошел Хартли. Озабоченно-капризное выражение почти исчезло с его лица.

— Все в порядке?

— Все отлично, — успокоила она. И, предупреждая следующий вопрос, добавила: — С поставщиком провизии я договорилась. Критики из «Тайме», «Нью-Йоркер», «Ньюсуик», «Тайм» и «Арт Ньюс» придут точно. На прием можно ждать, по меньшей мере, восемь человек, и примерно сотня людей явится без приглашения. В три часа закроемся для посетителей. Тогда у поставщика будет достаточно времени на подготовку.

— Ты молодчина, Дженни.

Теперь, когда все устроилось, Хартли расслабился и подобрел. Погодите, пока она не скажет ему, что не сможет остаться до конца приема!

— Только что пришел Ли, — продолжала Дженни, говоря о своем помощнике, — так что у нас все путем. — И улыбнулась ему: — А теперь перестаньте беспокоиться, пожалуйста.

— Постараюсь. Скажи Ли, что я вернусь до часа, чтобы пообедать с мистером Крюгером. А сейчас, Дженни, иди перекуси.

Она смотрела, как Хартли бодро выходит. Наступило затишье, новые посетители не появлялись, и ей захотелось получше разглядеть портрет на витрине. Не надевая пальто, она выскользнула на улицу. Чтобы рассмотреть картину как следует, Дженни на несколько футов отошла от витрины. Прохожий, взглянув на нее и на полотно, вежливо обошел ее стороной.

Молодая женщина, изображенная на картине, сидела на качелях на веранде, лицом к заходящему солнцу. Косо падали лучи, красные, пурпурные и розовато-лиловые. Стройная фигура, темно-зеленая накидка. Лицо, уже наполовину затененное, обрамляли крошечные завитки иссиня-черных волос. «Понятно, о чем говорил мистер Хартли», — подумала Дженни. Высокий лоб, густые брови, большие глаза, тонкий прямой нос и крупный рот очень напоминали ее собственные черты. Деревянное крыльцо с тонкой угловой колонной - белые. На заднем плане едва намечена кирпичная стена дома. Через поле к женщине бежит маленький мальчик, темный силуэт на фоне солнца. Судя по насту, грядущая ночь будет пронизывающе холодной. Фигура на качелях неподвижна, взгляд прикован к закату.

Дженни показалось, что в этой фигуре есть нечто странно одинокое, несмотря на бегущего к ней мальчика, солидный дом и всеобъемлющее ощущение простора. Почему? Может, потому, что у женщины такие грустные глаза. Или дело в том, что вся картина говорит о сильном холоде? Зачем кому-то сидеть на улице в такой мороз? Почему не полюбоваться закатом из окна?

Дженни поежилась. Ее свитер с высоким воротом был рождественским подарком от бывшего мужа Кевина. В сочельник он неожиданно заявился к Дженни домой со свитером для нее и куклами для девочек. Ни слова о том, что он не присылает алименты и к тому же должен ей больше двухсот долларов, которые занял. Свитер был дешевый и почти не согревал. Но, по крайней мере, он новый, и бирюзовый цвет - хороший фон для золотой цепочки и медальона Наны. Конечно, мир искусства хорош тем, что люди одеваются как душе угодно, и длинная шерстяная юбка Дженни и широкие сапоги вовсе не обязательно говорят о бедности. Все же лучше вернуться в галерею. Меньше всего ей нужно подхватить грипп, что гуляет по Нью-Йорку.

Она снова посмотрела на картину, восхищаясь мастерством, с каким художник направлял взгляд зрителя от фигуры на крыльце к ребенку и закату.

— Прекрасно, — прошептала она, — невероятно прекрасно.

С этими словами она подалась назад, поскользнулась на обледеневшем тротуаре и на кого-то наткнулась. Сильные руки схватили ее за локти и удержали.

— В такую погоду вы всегда стоите на улице без пальто и разговариваете сами с собой? — в голосе смешались досада и удивление.

Дженни стремительно обернулась. Запинаясь от смущения, сказала:

— Простите меня. Извините, пожалуйста. Я вас не ушибла?

Она отступила и тут поняла, что лицо, на которое она смотрит, - это лицо с брошюры, что она раздавала все утро.

«Боже всемогущий, меня угораздило врезаться в Эриха Крюгера!»

Дженни увидела, как он побледнел, глаза расширились, губы сжались. «Он сердится. Я практически сбила его с ног», — испуганно подумала она и протянула к нему руку:

— Пожалуйста, простите меня, мистер Крюгер. Я так увлеклась, восхищаясь портретом вашей матери. Он... неописуемый. Ой, заходите. Я - Дженни Макпартленд. Работаю в галерее.

Эрих долго не отрывал взгляда от ее лица, изучал его, черточку за черточкой. Не зная, что делать, она молча замерла. Постепенно он смягчился.

— Дженни. — Он улыбнулся и повторил: — Дженни. — И добавил: — Я бы не удивился, если вы сказали бы мне... Ладно, забудьте.

Улыбка невероятно озарила его черты. Их глаза были практически на одном уровне, а сапоги у нее с трехдюймовыми каблуками, так что, прикинула она, рост у него примерно пять футов девять дюймов. На классически красивом лице выделялись глубоко посаженные голубые глаза. Лоб, благодаря густым, правильной формы бровям, не казался слишком широким. Голова в обрамлении золотисто-бронзовых волос, тронутых серебром, напомнила ей изображение на древнеримской монете. У Эриха были такие же тонкие ноздри и подвижный рот, как у женщины на портрете. Он надел кашемировое пальто из верблюжьей шерсти и шелковый шарф. «Интересно, а ты чего ожидала?» — подумала Дженни. В ту же секунду, как она услышала слово «ферма», перед глазами возникла картинка: в галерею является художник в джинсовой куртке и заляпанных грязью ботинках. От этой мысли она улыбнулась и рывком вернулась к реальности. Это нелепо. Она стоит и трясется.