Судьба с чужого плеча - Анна Иванова Страница 3

Дежурная воспитательница, сначала по-хорошему, а затем и по-плохому, старалась выпытать, кто отправил меня воровать. Я сжимала зубы и пригибалась, а воспитательница со свистом размахивала над моей головой сковородкой. Удар оловянным ребром в висок отучил меня уворачиваться. Перед тем, как потерять сознание, я заметила в дверном проеме одну из старших девочек. Это была Ира. В ее расширенных от ужаса глазах стояли слезы, но взгляд был полон уважения.

В себя я пришла в кладовке, полной консервов. Прозрачные банки дразнили меня маринованными помидорами и малосольными огурцами, а холод еще сильнее нагонял аппетит. Оттуда меня выпустили только следующей ночью. В палате я легла на кровать, закуталась в одеяло и сжала челюсти, чтобы стук зубов не разбудил всех вокруг. В животе урчало от голода. Что-то твердое коснулось моего бока. Я повернулась и увидела, что Ира протягивает мне кусок зажаренного на утюге хлеба. Я вгрызлась в сухарь, словно вцепилась зубами в жизнь. Аромат деликатеса перебивал запах дуста от кровати. Я ела хлеб, подставив ладонь, чтобы не потерять ни единой крошки, и сквозь слезы представляла, что ужинаю вместе с родителями. Тогда я поняла: физическая боль — мелочь, по сравнению с моральными испытаниями. Но в темноте я увидела улыбку друга, значит, все образуется, и я не останусь одна.

Воспоминания помогают успокоиться. Расстояние от дома до заводского общежития я преодолеваю за считанные минуты. Знакомый подъезд приветствует надписью на мусоропроводе: «Здесь живет Тоня». Лифт встречает распахнутой дверью. Нажимаю кнопку с цифрой «восемь» и безуспешно пытаюсь закрыть дверь изнутри. Открытый лифт ползет вверх. Отступаю на шаг вглубь. Хорошо хоть работает. На весь коридор разносится песенка Жанны Фриске. Стук в дверь приглушает слой поролона под кожзаменителем. Звонок не работал еще шесть лет назад, когда я переехала к Ире в эту малосемейку.

— Ты уходишь по-английски… — напевая, распахивает дверь Ира. — Динка!

Она разводит руками и тут же роняет их при виде моего лица.

— Кто тебя так разукрасил?!

— Кто, кто, — отодвигаю подругу и захожу внутрь. — Паук в пальто.

— Вот сука! — перекрикивает она голос Фриске. — Говорила я тебе, бросай своего Паукова, пока голова цела. А ты: мой Олежек такой, мой Олежек сякой…

— Ир, выруби шарманку, без нее тошно.

Она, покачивая бедрами в такт мелодии, идет на кухню. Блестящее в лучах весеннего солнца платье обтягивает женственную фигуру. Соблазнительно выгибаясь, Ира наклоняется к розетке. Тройник с искрами выскальзывает из оголенного электрического разъема. Раздается последний вздох холодильника, и в комнате наступает оглушительная тишина.

Смотрю на подругу и думаю, как бы я хотела быть такой же. Пышные темные волосы, золото карих глаз, округлые формы — все выдает в ней женщину, нежную и соблазнительную. Почему Бог не наградил меня округлостями, а вместо этого подарил лишние полметра роста? Кажется, подует ветер и сломает меня пополам. Да еще темно-серые глаза придают бледному лицу болезненную синеву. Как бы я хотела иметь такие же мягкие, кокетливо вьющиеся волосы вместо своих белесых стручков, торчащих прямыми спицами до плеч. Что, если бы загар ложился на мою кожу так же, как золотит ее плечи? Может, тогда жизнь сложилась бы иначе? Нет, Ирина жизнь тоже не бисквитное пирожное, а у моих неудач есть причина куда серьезнее бледной внешности.

— Ир, примешь меня обратно?

Опускаюсь на кряхтящий табурет. Локти упираются в потрескавшийся пластик столешницы. Этот старик-стол служил нам и кухней, и столовой. За ним готовили к празднику, его раскладывали, чтобы усадить гостей, а когда было пора расходиться по домам, сначала убирали посуду и складывали стол обратно, чтобы потом гости спокойно, без страха испачкаться или разбить тарелку, могли выйти из крошечной пародии на кухню.

— Только, если я мешаю, так и скажи!

— Не придумывай! — садится напротив Ира. — Ты что, совсем от своего решила уйти?

— Совсем.

— Правильно, давно пора. А чемоданы где?

— Все там осталось: вещи, мобильный, документы.

— Не страшно, завтра вместе сходим и заберем.

— Ноги моей там больше не будет. Паспорт можно и по почте отправить, а больше мне от него ничего не нужно.

— Башмакова, развод разводом, а вещички надо забрать. Где ж ты денег возьмешь, чтобы заново одеться? У меня есть кое-что в заначке, но завод со дня на день закроется, из общаги всех выселят. Куда пойдем? Чудо, что меня отсюда не выгнали еще в прошлом году, когда я уволилась.

— Ой, Ира, — всхлипываю я, голова без сил опускается на стол. — Что теперь будет? У меня даже работы нет.

— Дура ты, Динка. Говорила тебе — не увольняйся. Сидела бы в библиотеке, листала книжечки, горя бы сейчас не знала. Надо было с самого начала слушать меня, а не Паукова.

— Он так красиво нашу будущую жизнь расписывал, — отрываю щеку от пластика. — Умолял с работы уйти, чтобы семейный очаг поддерживать. Обещал накупить красивых вещей, одеть, как принцессу, сказочную жизнь устроить.

— Какая же ты сказочная идиотка, Башмак! Рабыню он из тебя сделал, а не принцессу. Семейный очаг, как же… Дочку не с кем было оставить, маман ему плешь проела, вот тебе и весь очаг. Бесплатная домработница ему была нужна, а не жена.

— Ир, может, я сама виновата? Поначалу он такой хороший был, все делал, как обещал: давал деньги на продукты, покупал одежду…

— Что толку от одежды, когда он тебя из дома не выпускал? Даже ко мне приходить запретил, не говоря уже… Кстати, за что он тебя побил?

— С соседом поговорила.

— С голубоглазым блондинчиком? — оживляется Ира. — Ну и что он от тебя хотел? Клеился?

— На что ему клеиться? Так, про цветы в палисаднике спрашивал, про синяки на шее…

— Про синяки?! Он случайно не мент?

— Нет, у него свой бизнес. Мотосервис, или что-то вроде того.

— Ага, значит, про бизнес рассказать успел!

— Да навязался вчера на мою голову, остановил возле калитки, а тут, как назло, Олег с работы раньше вернулся.

— Что ж твой ненаглядный только сегодня опомнился?

— Не хотел показывать ревность, а придраться было не к чему. Я ему вчера ужин из пяти блюд приготовила, весь день возле плиты простояла, а сегодня утром его, видите ли, пирог вместо овсянки не устроил. Сначала, как обычно, бил кулаками, потом схватил сервировочную лопатку. Первый раз набросился на меня с оружием. Я чуть с ума не сошла от страха, еле успела спрятаться в ванной. А он, пока колотил в дверь, проговорился, мол, это тебе за соседа-пидора.

— Сам он пидор, жену так дубасить… Не переживай, Башмакова. На каждого человека-паука найдется человек-башмак!

— Черт с ним. Сама дура, терпела, старалась семью сохранить. Дотерпелась! Сегодня лопатка, а завтра что, нож?

Ира покачала головой. Кто, если не она, поймет, до чего тошно, когда у тебя нет родных.