Шерлок Холмс и крест короля - Дональд Томас Страница 3

Три дня спустя, в понедельник утром, мы сошли с поезда на тихой станции с деревянной платформой. Нас уже ждала двуколка, запряженная пони. Вязы, растущие у реки, шелестели кронами, в эту пору особенно густыми и пышными. Широкая лента Темзы посверкивала на солнце. То и дело вверх по течению проплывали прогулочные пароходики, везущие пассажиров из Виндзора в Оксфорд.

После увеселений уик-энда огромный Прайорсфилд-хаус стоял опустевший. Парки обезлюдели, и было слышно, как в большом бассейне, украшавшем главный газон, из раковины тритона льется вода. В отсутствие хозяина дома нас встретила экономка, и мы сразу же прошли за ней в северную гостиную. Окна выходили на теневую сторону, чтобы яркий солнечный свет не повредил обивке мебели. Домоправительница маленьким ключиком отперла застекленный буфет.

— Я попросил бы вас открыть и пианино, — учтиво произнес Холмс.

Она по-петушиному приосанилась и сжала руки. С первого взгляда было ясно: эта служанка не из тех, кто станет распространять слухи о странном ночном визите лорда Артура Сэвила.

— Лорд Блэгдон не оставил распоряжений относительно инструмента.

Шерлок Холмс вздохнул.

— Боюсь, мы впустую потратим время его светлости и свое собственное, если нам не предоставят возможности осмотреть клавиатуру. В таком случае я вынужден буду отказаться от дальнейшего расследования.

После короткой паузы этот поединок характеров разрешился в нашу пользу. Экономка подошла к красивому черному пианино фирмы «Бёзендорфер», отперла и откинула лакированную крышку, обнажив безукоризненные клавиши.

— Кажется, — шепнул мне Холмс, скривив рот, — здешние горничные, как водится в большинстве домов, не слишком усердно борются с пылью. Полагаю, на их месте я тоже не проявлял бы особого рвения, вытирая предметы, которые почти тотчас же снова становятся пыльными.

Экономка бесшумно удалилась из комнаты, но мы понимали, что она станет наблюдать за нами, притаившись в укромном уголке за дверью. Холмс повернулся к пианино. В Прайорсфилд он явился с черным кожаным саквояжем, весьма походившим на докторский. Достав футляр с инструментами, мой друг положил его на стол, раскрыл и взял две кисти из верблюжьей шерсти, какие мог бы выбрать живописец для тонкой работы. Затем Холмс извлек из сумки два пузырька. В одном из них был темный порошок — графит, наподобие того, который используется для смазки замков. Во второй склянке мой друг хранил смесь собственного приготовления, состоявшую из двух частей тщательно измельченного мела и одной части металлической ртути. К каждому из пузырьков прилагался порошковдуватель, позволяющий аккуратно распылять содержимое на любую поверхность. Складную увеличительную линзу Холмс, как обычно, держал наготове в жилетном кармане.

На протяжении следующих двадцати минут Шерлок Холмс работал терпеливо и внимательно, его брови были сосредоточенно нахмурены. Сперва он тонким слоем равномерно нанес на черные клавиши пианино светлую ртутно-меловую смесь и удалил небольшой излишек верблюжьей кисточкой. Затем при помощи другого инсуффлятора распылил графит на костяные пластины белых клавиш. Подобно тонкой снежной пелене, порошок лег на поверхность, подчеркнув ее контуры — в данном случае едва заметные следы, оставленные человеческой кожей.

Холмс достал из кармана зеркальце и наклонил его так, чтобы поймать свет, льющийся из окон. Теперь мой друг принялся тщательно изучать каждую клавишу в отдельности, и я знал, что лучше его не отвлекать. Лишь спустя полчаса он выпрямился. Его четко очерченное лицо было оживленным, глаза блестели. Холмс опустил зеркальце, в которое все это время напряженно всматривался, выбирая подходящий угол. Порошки выявили на полированной слоновой кости клавиш следы — такие легкие, что их стерло бы легчайшее прикосновение руки.

— В одном мы можем быть уверены, Ватсон: последний человек, игравший на этом инструменте, исполнил на нем «Преамбулу» великого Роберта Шумана. С тех пор к клавиатуре не прикасались.

На мой взгляд, Холмс был чересчур доволен собой.

— Но как вы можете это утверждать?

— Очень просто, мой дорогой друг. Начнем с того, что нас интересует последний из тех, кто здесь музицировал. Могу вас заверить: все отпечатки оставлены одной парой рук. Только этот человек садился за пианино после того, как с клавиш стирали пыль.

— Лорд Артур?

Холмс поднял палец.

— Посмотрите на две верхние октавы: четыре крайние клавиши остались нетронутыми. Эти соль, ля, фа-диез и соль-диез очень часто оказываются ненужными. О них можно забыть. Но отсутствие отпечатков на других пяти клавишах весьма показательно.

— И что же это значит?

Холмс вздохнул и терпеливо пояснил:

— Это значит, мой дорогой Ватсон, что мы с вами не зря убивали время в концертных залах и боролись со сном в те моменты, когда в воздухе переливались волшебные звуки, рожденные гением Рубинштейна или Падеревского. Перед тем как провести вечер в Вигмор-холле, я имею обыкновение знакомиться с партитурой произведения, которое нам предстоит услышать. И поэтому могу вам сказать, что при исполнении «Преамбулы» Роберта Шумана рука пианиста не касается в общей сложности пяти белых и черных клавиш на правой стороне клавиатуры. Все они находятся в двух верхних октавах: ре-бемоль, две ми и две си. Теперь осмотрите этот великолепный инструмент, и тогда вы сами увидите, на каких из его клавиш не осталось отпечатков пальцев.

Разумеется, Холмс был прав. Но мне не хотелось сдаваться слишком быстро.

— Едва ли ваше открытие свидетельствует о чем-либо, кроме того, что лорд Артур играл Шумана. А это дает нам не слишком много.

— Мой дорогой друг, я еще очень далек от разгадки. Но поверьте, мне есть на что опереться. Кстати, взгляните-ка на левую половину клавиатуры. Какие выводы вы можете сделать?

— На последних двенадцати клавишах, белых и черных, нет отпечатков. К остальным, кажется, прикасались.

— Совершенно верно. Вас, я думаю, не удивит, что эти двенадцать клавиш не используются при исполнении изысканной шумановской пьесы.

— Но, Холмс, разве кто-то спорит о том, какую вещь играл кузен нашего клиента?

— Весьма серьезная дискуссия возникла бы, обратись мы к лорду Блэгдону или самому Артуру Сэвилу за разрешением снять у него отпечатки пальцев, словно этот молодой человек — заурядный преступник. Между тем он принадлежит к аристократическому семейству, и его репутация пока ничем не запятнана. Следовательно, лорд Артур вряд ли потерпит, чтобы с ним обращались как с подозреваемым. Но мы тем не менее получили то, в чем нуждались: отпечатки его пальцев совершенно необходимы для успешного проведения расследования.