Комбатант - Александр Бушков Страница 3

— Господин Краузе?! Я, право… Вы, право…

— Можете и так меня называть, — сказал Бестужевжёстким, неприязненным тоном, сразу расставлявшим всё на свои места. —Хотя настоящее имя у меня другое. У полицейских, Густав, сплошь и рядом имёнгораздо больше, чем полагается обычным обывателям…

Последняя фраза произвела на извозчика прямо-такиошеломляющее впечатление: глаза у него вылезли из орбит, рот приоткрылся,Густав отпрянул к закрытой дверце, в нём появилось что-то от побитой собаки…

Подозрения Бестужева мгновенно переросли в уверенность.

— Что это с вами, Густав? — язвительно осведомилсяон. — Почему упоминание о полиции у вас вызвало столь бурный всплескэмоций? Ничуть не свойственных добропорядочному подданному императора и короля?Вы мне сейчас напоминаете нашкодившего кота, который сожрал печёнку на кухне ибыл застигнут поваром, как выражаются итальянцы, in flagranti [3]…Или, вульгарно выражаясь, на горячем… Ну, Густав?

Извозчик таращился на него, как на привидение, беззвучношевеля бледными узкими губами. Никаких сомнений уже не осталось, скотина,тварь, мерзавец, слабая душонка…

Не сводя с него цепкого взгляда, как охотничья собака передзагнанной в непроходимый кустарник дичью, Бестужев медленно поднял руку,потеребил двумя пальцами левый лацкан сюртука — за которым агенты здешнейтайной полиции как раз и носили служебный значок с двуглавым имперским орлом.

Густав казался олицетворением тоскливой безнадёжности.

— Вынужден вас разочаровать, — жёстко усмехнулсяБестужев. — Я не могу предъявить вам значка. Поскольку служу не вимператорско-королевской, а в российской тайной политической полиции. Значков унас, подобно австрийским коллегам, нет. Но ваше положение от этого не делаетсяменее безнадёжным: я здесь нахожусь совершенно официально, легальнейшим образомвзаимодействую с вашей тайной полицией. Подобные учреждения, независимо от ихгеографического положения, никогда не отличались кротким нравом… Выкогда-нибудь привлекались к суду, Густав? А в полиции на допросах бывали?

— Н-нет… — пробормотал совершенно раздавленныйизвозчик. — Никогда в жизни… Исключительно мелкие штрафы за нарушенияполицейских предписаний о извозе… случайные нарушения!

— В таком случае приходится констатировать, что вы —потрясающий неудачник, — без улыбки сказал Бестужев, давя взглядом, хмурымвидом, грозным выражением лица. — Ваше первое же серьёзное знакомство сполицией означает привлечение по столь тяжким параграфам, что и врагу непожелаешь… — он бросил резко, словно хлыстом ударил. — И спасти васможет только полная откровенность! Понятно? Будете откровенны — и у васпоявится шанс остаться не сообщником, а жертвой… Ну?

В уголках глаз Густава появились даже две мутные старческиеслезинки. Извозчик, подрагивая нижней челюстью, с натугой выговорил:

— Они меня убьют… Непременно убьют, майн герр…

— Не буду врать, что меня эта перспективатрогает, — жёстко сказал Бестужев.

— Это жестоко…

— Полагаете? — прищурился Бестужев. — Двухони уже убили, и один из них был моим другом. С какой стати меня должнаволновать судьба постороннего человека? Который всех предал?

— Хорошо вам говорить, — плаксивым тоном промямлилГустав. — Вы полицейский, у вас наверняка есть пистолет, вы умеете с нимобращаться. А я мирный обыватель, даже в армии никогда не служил из-заскверного здоровья, мне-то каково? Что прикажете делать, когда такие страшныелюди…

Он жалобно ныл что-то ещё. Бестужев не слушал. Какую жесерьёзную промашку мы допустили, думал он. Мы все до одного. Отнеслись к этомусамому Густаву как к одушевлённому инструменту наподобие штопора или вилки.Дико, невозможно было представить, чтобы тебя предал железнодорожный билет илисобственная шляпа… Вот он, дьявол, на которого от непонимания происшедшегоготовы были всё свалить: хнычущий старикашка с цыплячьей шеей, запугатькоторого было совсем нетрудно.

Хотя… Это не промашка, если рассудить. Просто-напросто мы ссамого начала прекрасно понимали, что для полиции Густав будет абсолютнобесполезен: он никоим образом не был посвящён в наши дела, он просто возиллюдей из одного места в другое. Тем более что официальным инстанциямАвстро-Венгерской империи, сколько их ни есть, Штепанек был абсолютно не нужен.Но никто не предвидел Гравашоля — которому понадобились именно маршруты передвижений,адреса…

Густав всё ещё жалобно тянул что-то заунывное, перечислялсвои хвори, усугубившиеся от нелёгкой работы.

Ларчик открывался просто, думал тем временем Бестужев.Где-то, когда-то я попался им на глаза, они обратили внимание, что меня возитодин и тот же извозчик… Не так уж и трудно отыскать фиакр по номеру… Тарловскисообщил, что анархисты уже убили двух других охотников за Штепанеком. Пожалуй…Да, вот именно, объяснение одно: люди Гравашоля устроили засаду где-тонеподалёку от жилища профессора Клейнберга — потому что это та отправная точка,которую наверняка не миновал ни один из тех многочисленных агентов. Я бы на ихместе именно так и поступил…

— Перестаньте хныкать, — сказал Бестужев всё также неприязненно.

— Что со мной будет? Моя семья не переживёт, если яокажусь под судом… Я их единственный кормилец…

— Мы забудем обо всём, — сказал Бестужев, усилиемволи заставив себя проявить толику мнимого сочувствия. — Я понимаю, что выне более чем жертва… Но простить вас мы согласны при одном-единственномусловии: если вы расскажете всё откровенно.

— А если они вернутся, как обещали? И…

— Ну, если только в этом дело… Я готов предоставить вамнадёжное убежище. С решётками на окнах и дверью, запертой снаружи. Уж там онивас безусловно не достанут, и вы долгие годы проведёте в совершеннейшейбезопасности…

— Только не это!

— Ну тогда перестаньте хныкать, чёрт бы вас побрал, ирассказывайте!

Он сидел, откинувшись на спинку сиденья, пускал дым вполуопущенное окно и слушал дребезжащий тенорок Густава, время от временибесцеремонно прерывая — когда извозчик тонул в ненужных мелких подробностях иливновь начинал бить на жалость. Примерно это он и ожидал услышать: в один далеконе прекрасный вечер в фиакр к Густаву как ни в чём не бывало уселись троевполне благопристойных господ, пожелали ехать в Пратер, а на полдороге,примерно как Бестужев сейчас, попросили остановить на минутку экипаж, сдёрнулиГустава с козел, затащили внутрь и упёрли в лоб револьверное дуло.

По описанию, пусть сбивчивому и неточному, Бестужев всё жедовольно быстро опознал и Гравашоля, и двух его людей. Если исходить из даты,когда это произошло, то подозрения подтверждаются: Бестужева навернякаподкарауливали возле дома профессора (не его конкретно, очередного охотника наШтепанека) — что ж, неглупо, иногда, чтобы добыть дичь, выгоднее и прощене самому её отыскивать по уши в болоте, а следить за охотниками…