Бросок кобры - Николай Леонов Страница 3

– А почему все говно должен я глотать в одиночку? – Гуров выбрал из документов три листа, сколол скрепкой, перебросил на стол Крячко. – Скажи мне, душелюб и человековед, почему ребята в конторе с того момента, как я установил, что Пашка Усов нас предает, смотрят на меня, словно я виноват в чем?

– Тебе чудится. Большинство подзабыло, а ты помнишь, они чувствуют, что ты помнишь. Людям неприятно. И потом, видишь ли, командир, теплоты в тебе нет, ты словно под стеклянным колпаком живешь. Мы с Петром привыкли, знаем, ты мужик нормальный, в жилах у тебя кровь, красная и горячая, но масочку ты носишь довольно неприятную. Ты посчитай, сколько раз в день ты улыбнешься, и не из вежливости, а от души. Я тебя молодым помню, ты порой смешливый был, а теперь... Да ты сам отлично знаешь.

– Я просто честный, как себя чувствую, так и веду.

– Вот-вот, получается, что ты честный, а другие только прикидываются. Большинство ребят тебя любят и уж все уважают, но многие и побаиваются, даже начальники: ты же можешь сказать, что думаешь, обидеть.

– Я редко хочу обидеть.

– Знаю, ты просто об этом не думаешь.

– А ты?

– А я стараюсь не говорить серьезно, потому людям со мной легко. Мерзости в жизни хватает, а в нашей работе так через край, даже не к месту пошутить не грех. Знаешь, Лев Иванович, за столько лет что-то не помню, чтобы мы с тобой по душам разговаривали. К примеру, тебе не кажется странным, что я тебя по имени-отчеству зову?

– Мне безразлично, а ты зовешь, как тебе удобнее.

– А ты знаешь, что ты талантлив?

– Талантлив? – Гуров отложил бумаги. – Не думал, знаю, что сыщик я стоящий. Некоторые вещи я делаю лучше, чем другие. К примеру, помощников вербую лучше тебя. Так это не от способностей каких, а от щедрости. Я редко требую результат немедленно, даю, что могу дать в рамках закона, а уж отдача – как сложится.

– Вербуешь лучше, считаешь быстрее и точнее, видишь то, что большинство не замечает. Ты, Лева, мне надоел, давай о деле.

Гуров взглянул недоуменно, пожал плечами.

– Вот так! – Крячко нагнулся через стол, ткнул в Гурова пальцем. – Ты на людей не смотри. Так взрослый смотрит на пацана, я-то знаю, что ты непроизвольно, а людям обидно!

– Не смотри, не говори, дышать-то можно? – Гуров улыбнулся.

– Дыши, разрешаю. – Крячко скорчил гримасу. – Друг мой, ну дерьмовая жизнь, и люди в большинстве своем не очень, так не бери все к сердцу, будь проще и чаще сплевывай. Тебе жениться надо, ребятенка родить...

– И сделать его сиротой!

– А ты не думай об этом!

– Кто за меня будет думать? У меня сейчас вроде романа. Маша хочет регистрироваться и рожать.

– Давай организуем!

– Рожать?

– Дурак, свадьбу организуем!

– Если у меня будет семья, я стану трусом.

– Значит, я трус?

– Тебя я берегу, меня уберечь некому. Только я сам. Один.

– А я? А Петр?

– Петр поручил мне розыск “бюро”, а ты промолчал. А ты понимаешь, что если такое “бюро” существует и я приближусь к нему, то сразу окажусь в зоне прямого огня? – Гуров смял лежавшую перед ним бумагу, швырнул в корзину. – Не знаю, люблю я Марию или лишь увлечен, но втягивать ее в омут не имею права... Да еще ребенок! С ума сойти можно.

– Лев Иванович! – Крячко вышел из-за стола и на манер Гурова стал расхаживать по кабинету. – Сотни ментов женаты и имеют детей!

– Сотни ментов – одно, а сыщик Гуров – иное, – сухо ответил Гуров. – Да, я не такой, как все, и сделать ничего не могу. Но я к тебе прислушиваюсь. Год назад ты сказал, что пью лишнее, я практически спиртное исключил. Теперь буду следить за собой, постараюсь быть мягче, интересоваться, как здоровье, как супруга, в какой класс перешел ребенок...

– Не надо! – перебил Крячко. – Лишнего не надо, людей напугаешь.

Звякнул телефон. Гуров снял трубку:

– Здравствуйте, слушаю вас внимательно, – и подмигнул Крячко.

– Здравствуй, Лев Иванович, ты здоров? Это Гойда.

– Привет, Игорь! Как здоровье, дома все в порядке? Прокуратура на месте? Ильюшенко сняли или он все еще в отпуске?

– Что с тобой? – удивился следователь прокуратуры. – Я работаю в прокуратуре города, меня и.о. Генерального мало интересует.

– Тогда выкладывай, что случилось?

– Вот, узнаю сыщика Гурова, – довольно произнес следователь. – Я получил анонимку, думаю, она тебя заинтересует.

– Анонимка? Это вряд ли!

– Шибко занят?

– Не скажу, начинаю одно дело, но очень не хочется.

– Вот и прокатись ко мне, тем более что у тебя новая машина.

– Насплетничали?

– Не каждый день ФБР дарит российскому менту автомобиль.

– Раз ты говоришь – надо, приеду. – Гуров положил трубку.

* * *

Кабинет старшего следователя прокуратуры ничем не отличался от множества других, чьими хозяевами были коллеги Гойды. Окно, боком к нему двухтумбовый стол, в углу сейф, три стула, у стены диван с высокой спинкой. Когда Гуров видел этот диван, всегда вспоминал молодость, первые годы работы в МУРе. Похожий диван стоял когда-то у него в кабинете, являлся гордостью не только опергруппы, но и всего отдела. Дежурный оперативник всегда мог вздремнуть на этом ложе.

Сыщик отлично помнил об упругих, не подвластных времени пружинах, которые таились под кожзаменителем, садиться на диван остерегался и неизменно занимал стул у окна.

Когда Гуров вошел, следователь лишь кивнул и продолжал быстро писать. Если сыщик добывает свой хлеб, бегая трусцой по улицам, лазая по подвалам и чердакам, то следователь постоянно пишет или печатает на машинке, и ни один бывалый сыщик не променяет порой бессмысленную засаду в промозглом, вонючем подъезде на теплый кабинет следователя. Однако следователь свой геморрой, синюшную бледность лица тоже не променяет на сыщицкую долю. Каждый сходит с ума по-своему.

Следователь писал быстро, четкими фразами, строчки ложились ровно, словно по линеечке. Наконец он поставил под написанным свою подпись, взглянул на Гурова задумчиво.

– Сегодня восемнадцатое сентября одна тысяча девятьсот девяносто пятого года от Рождества Христова, – сказал Гуров и закурил.

Гойда, круглолицый блондин лет сорока, написал число, захлопнул папку, начал массировать затекшие пальцы. Сыщик и следователь работали вместе сравнительно недавно, но относились друг к другу внимательно, даже бережно, зная, что дружба профессионалов родственных, однако различных профессий – явление достаточно редкое. Ведь кошка с собакой тоже живут в одном доме, порой пьют из одной миски.

– Ну что, дружище, служишь, нарушаешь закон? – Гойда откинулся на высокую спинку кресла.