Стихийное бедствие - Валентина Мельникова Страница 3

Еще ей хотелось прохладную ванну с шалфеем или лавандой, удобный матрац и белоснежные простыни… Но все это осталось за тысячу километров в далекой московской квартире. А здесь ее ждала еще одна жуткая ночь в ашкенской гостинице «Мургаб».

В этой горной стране, бывшей советской республике, крошечной, едва заметной на карте, и в былые-то времена жилось несладко. Лет десять назад Ксения уже останавливалась в этой гостинице, и тогда ее поразили грязь и убогость номеров. Сейчас все изменилось, только в худшую сторону. Конечно, можно пережить и ветхие полотенца, которые выдают в единственном экземпляре, и сыплющуюся на постель штукатурку, и почти полное отсутствие стекол в оконной раме, и тонкую ржавую струйку воды, и горящие откровенной ненавистью взгляды горничных…

Но больше всего Ксению раздражало, что в Ашкене в одночасье «забыли» русский язык, и со всеми, даже с чиновниками, приходилось объясняться на дикой смеси местного диалекта, русского мата и нескольких английских фраз вроде «о'кей!» и «ноу проблем!».

Оператору Володе и Олегу, режиссеру ее авторской программы «Личное мнение», было искренне наплевать и на грязные простыни, и на мрачные физиономии прислуги. Им было с чем сравнивать. Целый месяц они провели на Кавказе, снимая фильм о чеченской войне, правда, в команде с другим тележурналистом, ее сотоварищем по программе Сережей Кунцевым. Ее, как представительницу слабого пола, не пропустили дальше Моздока, несмотря на массу разрешительных документов с очень важными подписями и печатями.

Затем, в порядке компенсации, Ксению отправили во Францию на всемирную выставку, где она чуть было не влюбилась в английского журналиста с труднопроизносимой фамилией Никлдортер. Но любовь расстроилась не начавшись, потому что Ксению спешно затребовала Москва. Всенародно избранный на второй срок президент маленького Баджустана, столицей которого и был Ашкен, дал согласие на съемки фильма о его республике, но при условии, что этим займется Ксения Остроумова, дочь его бывшей однокурсницы по ВПШ [1].

Конечно, все прекрасно понимали, что в нищей, разоренной бесконечными междоусобными войнами и правительственными переворотами мусульманской стране вряд ли позволят снимать то, что заблагорассудится приглашенным телевизионщикам. Но Ксения помнила дядю Фархата, веселого, толстого, усатого. Помнила, как хотя бы раз в году он обязательно заваливался к ним домой с парой огромных дынь под мышкой и корзиной с виноградом, гранатом и тающими от одного прикосновения языка медовыми грушами. Поэтому и согласилась на эту предопределенную неудачу, лишь самую малость надеясь на то, что дядя Фархат остался прежним — громкоголосым и шумным, теперь уже бывшим секретарем обкома, который смеялся по поводу и без повода, дарил матери шитые золотом парчовые халаты, а Ксюше — очередную тюбетейку, тапочки с причудливо загнутыми носками или затейливые серебряные браслеты в виде змеи и вытянувшегося в прыжке барса. Именно благодаря ему она полюбила серебро и с тех пор предпочитала его другим благородным металлам.

Она не видела его восемь лет и вряд ли узнала, если бы прямо с аэродрома всю их группу не привезли прямо во дворец, чтобы представить президенту Фархату Арипову…

Ксения, сильно переживавшая из-за слипшихся от жары волос, превративших прическу непонятно во что, и промокшей от пота майки, была приятно удивлена приглашением принять ванну и переодеться, прежде чем предстать пред ясныя очи дяди Фархата.

Володя и Олег по ее примеру называли Арипова «дядей» и были несказанно удивлены, когда их к президенту не допустили, а велели дожидаться Ксению в одной из комнат в компании двух узкоглазых бритоголовых телохранителей в европейских костюмах и с японскими мобильниками в руках. Таким образом власть Баджустана давала понять, что хотя их и пригласили в республику, но делать, то есть снимать, дозволят только то, что дозволят.

Во-первых, к ним сразу приставили охрану и переводчика Керима, который каждый вечер, не стесняясь, заявлял о необходимости сбросить объективку по итогам дня и избавлял их на некоторое время от своего слишком настойчивого внимания.

Во-вторых, им не позволили отправиться в горы для встречи с лидером оппозиции Сулейменом Рахимовым, хотя этот пункт был непременным условием договора. Иначе руководство телекомпании не дало бы согласия на поездку съемочной группы в Баджустан. Им просто сказали, что Рахимов, кажется, погиб недавно в горах, и, кажется, при сходе лавины…

В-третьих, им разрешили проводить съемки только по заранее утвержденному президентской администрацией плану, отступить от которого было нельзя.

Кроме переводчика, съемочную группу сопровождал кто-нибудь из пресс-службы, телохранители и еще один совсем уж незаметный человечек с острыми рысьими глазками. Он выступал в роли грузчика, но почему-то носил под курткой оперативную кобуру, и наверняка не с газовым пистолетом.

— Шаг влево — побег, шаг вправо — расстрел! — мрачно пошутил оператор, когда их ознакомили с правилами пребывания на территории суверенного государства Баджустан.

— А прыжок — провокация, — уныло добавил Олег.

Но Ксении было не до шуток. Командировка заканчивалась, отснятый материал был откровенной туфтой. Она представляла, с каким недоумением посмотрят на нее Егор и генеральный продюсер телекомпании Савва Крычеев и как обрадуются ее проколу явные и тайные недоброжелатели.

«Личное мнение» и так держалось всего лишь на слове Егора и авторитете Ксении. И никому не было дела, каким образом она будет поднимать рейтинг своей программы. Баджустан мог вознести ее на вершину успеха, как Сережу Кунцева — Чечня. Но судьба-злодейка в очередной раз сыграла злую шутку, и даже близкое знакомство с Фархатом Ариповым не помогло сделать искренний и правдивый фильм о событиях в Баджустане. Ей просто не позволили быть искренней и правдивой.

Конечно, они видели и снимали восстановленные школы, действующие в центре города фонтаны, заваленные продуктами магазины, абитуриентов местного университета. Но более всего запечатлели на пленке самого президента. Фархат Арипов был повсюду: то беседующий с аксакалами из далекого аула, то с теннисной ракеткой в руках или верхом на горячем аргамаке, а то лично поздравляющий молодоженов или сажающий дерево при закладке парка своего имени…

А ведь был и другой Баджустан, где расстреливали или забивали до смерти камнями без суда и следствия за любое проявление инакомыслия, где женщины вновь надели паранджу, где героин в открытую меняли на муку и сахар, где родители вынуждены были продавать старшего ребенка в рабство, чтобы прокормить остальных мал мала меньше, и десятилетнюю девочку видели, которую отдали четвертой женой местному криминальному авторитету, только что с небывалым даже для Средней Азии размахом отпраздновавшему свое шестидесятилетие…

Ксения прекрасно понимала, что фильм окажется полнейшим дерьмом и у нее будут крупные неприятности с руководством, но не в силах была что-то изменить. И махнула на все рукой, предоставив событиям идти своим чередом.