Мера отчаяния - Донна Леон Страница 3

Когда зазвонил телефон, Брунетти лежал на пляже, положив руку на глаза, чтобы защитить их от песка, летевшего из-под ног танцующих бегемотов. То есть ему снилось, что он лежит на пляже. Несомненно, видение стало результатом ссоры, случившейся у них с Паолой несколько дней назад, а бегемоты — побочным эффектом его бегства от этой ссоры: он отправился к Кьяре в гостиную, и они вместе смотрели вторую часть «Фантазии».

Раздалось шесть звонков, прежде чем Брунетти сообразил, в чем дело, и перевернулся на бок, чтобы снять трубку.

— Si? — буркнул он, чувствуя себя неотдохнувшим после беспокойного сна, каким всегда спал после баталий с Паолой, если не удавалось прийти к согласию.

— Комиссар Брунетти? — раздался мужской голос.

— Un momento, — пробормотал Брунетти. Он положил трубку рядом с аппаратом и включил свет. Снова удобно устроился в постели, натянул одеяло на правое плечо и взглянул туда, где обычно лежала Паола, чтобы убедиться, что не потревожил ее. Ее сторона кровати оказалась пуста. Она наверняка в ванной или спустилась на кухню выпить воды, а может — если все еще переживает ссору, как и он, — стакан горячего молока с медом. Когда она вернется, он попросит прощения и за свои слова, и за этот телефонный звонок, даже если он ее не разбудил. Он потянулся и опять взял трубку.

— Слушаю. В чем дело? — спросил он, переворачиваясь на спину и всей душой надеясь, что звонят не из квестуры, чтобы поднять его с постели и отправить на место очередного преступления.

— У нас ваша жена, комиссар.

В голове у него помутилось, когда он услышал эту фразу: именно так похитители обычно начинают переговоры о выкупе.

— Что? — переспросил он, когда к нему вернулась способность соображать.

— У нас ваша жена, комиссар, — повторил незнакомец.

— Кто говорит? — выпалил он. В голосе его прозвучала плохо скрываемая ярость.

— Это Руберти, комиссар. — Последовала долгая пауза, и наконец собеседник добавил: — Я звоню из квестуры, синьор, сегодня ночью дежурю здесь вместе с Беллини.

— Так что вы там сказали про мою жену? — нетерпеливо перебил Брунетти, которого вовсе не интересовало, где находится Руберти и кто сегодня на дежурстве.

— Она… мы в квестуре, комиссар. В смысле, я в квестуре. А Беллини остался на кампо Манин.

Брунетти прикрыл глаза и прислушался к шуму, раздававшемуся откуда-то из дальней части дома. Нет, показалось.

— Что она там делает, Руберти?

Трубка молчала, затем Руберти произнес:

— Мы ее арестовали, комиссар. — Теперь молчал Брунетти, и полицейский добавил: — То есть я привел ее сюда, комиссар. Ее пока что не арестовали.

— Я хочу поговорить с ней, — потребовал Брунетти.

Наступило продолжительное молчание, потом он услышал голос Паолы:

— Чао, Гвидо.

— Паола, ты действительно в квестуре? — спросил он.

— Да.

— Значит, ты все-таки это сделала?

— Я же тебя предупреждала, — сказала Паола.

Брунетти прикрыл глаза и положил руку с трубкой на грудь. Сделал глубокий вздох, постарался сосредоточиться; снова поднес трубку к уху и произнес чуть ли не по слогам, стараясь быть как можно более убедительным:

— Скажи ему, что я подойду через пятнадцать минут. Молчи и ничего не подписывай. — И, не дожидаясь ответа, положил трубку и выбрался из постели.

Он быстро оделся, пошел на кухню и написал детям записку: они с Паолой отправились прогуляться, но скоро вернутся. Выйдя из квартиры, тихонько прикрыл за собой дверь и стал на цыпочках, словно вор, спускаться по лестнице.

Оказавшись на улице, он двинулся направо, стремительно, почти бегом; его душа полнилась яростью и страхом. Торопливо миновал пустой рынок, прошел по мосту Риальто, глядя в землю прямо перед собой и не видя ничего и никого на своем пути. Он вспоминал, как Паола гневно, страстно стукнула рукой по столу, так что подпрыгнули тарелки, а стакан с вином упал на пол. А он смотрел, как красная жидкость впитывается в скатерть, и удивлялся, почему этот вопрос до такой степени взбесил ее. И тогда, и даже сейчас — что бы она там ни натворила, несомненно, ее поступок стал результатом все того же гнева — он никак не мог понять, отчего ее выводит из себя зло, от которого они-то так далеки. За те двадцать лет, что они прожили в браке, он привык к припадкам ее гнева, смирился с тем, что, видя проявления политической или социальной несправедливости, она может взорваться, прийти в состояние неудержимого бешенства, но так и не научился предсказывать, что именно в очередной раз явится толчком, а потом уже оказывалось слишком поздно и успокоить ее не было никакой возможности.

Проносясь по кампо Санта-Мария-Формоза, он вспоминал кое-что из сказанного Паолой — она осталась глуха к его словам, когда он напомнил ей, что рядом дети, слепа к его изумлению перед ее реакцией.

— Это все потому, что ты мужчина, — прошипела она жестко, со злостью. А потом добавила: — Нужно сделать так, чтобы заниматься подобными вещами обходилось дороже, чем не заниматься. А до тех пор ничего не изменится. Мне наплевать, что в их деятельности нет ничего противозаконного. Это неправильно, и кто-то должен их остановить.

Как это часто случалось, Брунетти вскоре выкинул из головы ее яростные крики и обещание — а может, то была угроза — предпринять что-либо самой. И вот теперь, три дня спустя, он пожинает плоды своего безразличия, сворачивая на набережную Сан-Лоренцо и спеша в квестуру, где сидит Паола, арестованная за преступление, о намерении совершить которое она его предупреждала.

Брунетти впустил тот же самый молодой офицер, он отдал комиссару честь, когда тот вошел. Комиссар, не обращая на него внимания, устремился вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки, и вскоре оказался в комнате для младшего офицерского состава: Руберти возвышался за своим столом, Паола молча сидела напротив него.

Руберти встал, приветствуя начальника.

Брунетти кивнул. Он взглянул на Паолу, та ответила на его взгляд, но он не нашел, что ей сказать.

Он жестом велел Руберти садиться и, когда тот исполнил его приказание, проговорил:

— Расскажите мне, что случилось.

— Примерно час назад нам позвонили, комиссар. На кампо Манин сработала сигнализация, так что мы с Беллини отправились туда.

— Пешком?

— Да, комиссар.

Руберти молчал, и Брунетти кивком попросил его продолжать.

— Добравшись до площади, мы обнаружили разбитую витрину. Сигнализация трезвонила, как безумная.

— Откуда именно? — поинтересовался Брунетти, хотя ответ был ему известен.