Ключ к Ребекке - Кен Фоллетт Страница 3

— Да.

— Один?

— Вначале у меня было несколько верблюдов.

Исмаил проникся благоговейным страхом: даже кочевники не осмеливались проделывать такие путешествия. К тому же он никогда не видел моря.

— Но зачем? — спросил он.

— Все из-за войны.

— Одна шайка европейцев борется с другой за право владеть Каиром. Какое нам дело до этого? Мы — дети пустыни…

— В войне участвует народ моей матери, — ответил Ахмед.

— Мужчина должен идти по стопам отца.

— А если у него два отца?

Исмаил пожал плечами, вопрос был исчерпан. Ахмед поднял закрытый чемодан.

— Можешь сохранить это для меня?

— Могу. — Исмаил взял чемодан. — И кто же выигрывает в войне?

— Народ моей матери. Они похожи на бедуинов — такие же гордые, жестокие и сильные. Они будут править миром.

Исмаил улыбнулся:

— Ахмед, помнишь, ты верил, что в пустыне водятся львы?

Ахмед вспомнил: в школе он слышал, что когда-то в пустынях жили львы и что, возможно, некоторые из них все еще живут где-нибудь в горах, питаясь антилопами, лисами и дикими баранами. Исмаил отказывался в это верить. Когда-то этот спор казался им чрезвычайно принципиальным, они ругались до хрипоты. Ахмед ухмыльнулся:

— А я до сих пор верю, что в пустынях водятся львы.

Братья посмотрели друг на друга. С момента их последней встречи прошло пять лет. Мир изменился. Ахмед подумал о том, что бы он мог рассказать об этих годах: критический момент — важнейшая встреча в Бейруте в 1938 году; поездка в Берлин; его удача в Стамбуле… Все это ничего не значит для его брата, и, возможно, Исмаил понимает, что события его собственной жизни — жизни кочевника — так же мало важны для Ахмеда. Совершив совместное паломничество в Мекку, братья привязались друг к другу, но у них никогда не было общих тем для разговора.

Исмаил унес чемодан в свою палатку. Ахмед открыл другой, достал кусочек мыла, расческу, зеркальце и бритву, налил немного воды в чашку. Он приспособил зеркальце на песке и стал разматывать тряпки, закрывающие полголовы.

Вид собственного лица в зеркале потряс его.

Волевой, обычно совершенно чистый лоб был покрыт болячками. От уголков глаз, подернутых дымкой боли, разбегались морщины. Спутанная, ни разу не чесанная черная борода покрывала щеки вплоть до красиво очерченных скул, а кожа на крупном загнутом носу покраснела и вся растрескалась. Он разомкнул покрытые волдырями губы и обнаружил, что его красивые ровные зубы потемнели.

Он намылил подбородок и принялся за бритье.

Прежнее лицо постепенно возвращалось. Оно было скорее сильным, чем красивым, в линии губ угадывалась присущая их хозяину порочность. Сейчас это лицо не выражало ничего, кроме крайнего опустошения. Он захватил с собой маленький пузырек с душистым лосьоном и пронес его через сотни миль по пустыне, но теперь не рискнул воспользоваться этим средством, опасаясь, что жжение будет невыносимым. Он отдал пузырек девочке, наблюдавшей за его бритьем, и она тут же убежала, восхищенная неожиданным подарком.

Ахмед отнес сумку в палатку к Исмаилу, выгнал оттуда женщин и сменил облачение пустынника на белую английскую рубашку, полосатый галстук, серые носки и коричневый костюм. Взявшись за обувь, он обнаружил, что ноги распухли: пытаться запихнуть их в узкие, неразношенные ботинки было бы чересчур жестоким испытанием. Однако носить европейский костюм с самодельными резиновыми сандалиями тоже не годилось. В конце концов он сделал надрезы на ботинках своим загнутым ножом, и они стали гораздо более свободными.

Ему многого не хватало: хотелось принять горячую ванну, подстричься, нанести охлаждающий крем на раны и болячки, надеть шелковую рубашку, золотой браслет, открыть холодную бутылку шампанского. Хотелось, чтобы рядом оказалась нежная женщина с теплым и податливым телом. Всего этого нужно было долго, терпеливо ждать.

Когда Ахмед вышел из палатки, бедуины посмотрели на него, как на незнакомца. Он взял шляпу и два оставшихся чемодана — один тяжелый, один легкий. Исмаил принес ему бурдюк с водой. Двоюродные братья обнялись. Ахмед достал бумажник из кармана пиджака, чтобы проверить документы. Глядя на удостоверение личности, он неожиданно осознал, что теперь он снова превратился в Александра Вульфа, которому тридцать четыре года, который проживает на вилле «Оливы» в Гарден-сити, в Каире, по роду занятий — бизнесмен, является представителем европейской расы.

Он надел шляпу, взял чемоданы и вышел в рассветную прохладу, чтобы преодолеть последние несколько миль пустыни, отделяющие его от города.

Великая древняя дорога караванов, по которой Вульф передвигался из оазиса в оазис по обширной безлюдной пустыне, вела через горный перевал, а затем сливалась с обычным современным шоссе. Дорога была похожа на разделительную полосу, проведенную по карте Богом: с одной стороны от нее тянулись желтые, пыльные, бесплодные холмы, а с другой — расстилались буйные поля хлопка, прорезанные ирригационными каналами. Работающие в полях крестьяне носили галабеи — простые рубахи из полосатого хлопка — вместо обременительных защитных одежд бедуинов. Продвигаясь по дороге на север, вдыхая прохладный и влажный бриз с близлежащего Нила, глядя на попадающиеся все чаще знаки цивилизации, Вульф снова чувствовал себя человеком. Люди на полях встречались все реже и реже — рассыпанные по необозримым просторам. Наконец он услышал звук приближающейся машины и понял, что все опасности остались позади.

Автомобиль ехал из Асьюта. Как только он оказался в поле видимости, Вульф узнал военный джип. Машина приближалась, и он различал в ней людей в британской военной форме. Стоит избежать одной опасности, тебя тут же настигнет другая.

Ахмед призвал себя к хладнокровию. «У меня есть все права находиться здесь, — подумал он. — Я родился в Александрии. По национальности я египтянин. У меня есть дом в Каире, мои документы в порядке. Я состоятельный человек… К тому же я европейский, а именно — немецкий, шпион на территории врага…»

Джип с визгом затормозил, подняв тучу пыли. Один из мужчин выпрыгнул наружу. Три звездочки на погонах указывали, что он состоит в звании капитана. При этом выглядел офицер чрезвычайно молодо и слегка прихрамывал.

— Как, черт возьми, вы сюда попали?

Вульф поставил на землю свои чемоданы и неопределенно махнул рукой:

— Моя машина сломалась в пустыне.

Капитан кивнул, моментально соглашаясь принять подобное объяснение: ему бы никогда и в голову не пришло, что европеец может прийти пешком из Ливии. Да и никому бы не пришло. Он изъявил желание взглянуть на документы.

Вульф протянул ему бумаги. Капитан изучил их, потом поднял глаза. В голове Вульфа лихорадочно заметались мысли: «Наверное, произошла утечка информации из Берлина, и теперь любой военный в Египте разыскивает меня; или они изменили документы, с тех пор как я был здесь последний раз, и теперь мои просрочены, или…»