Состояние аффекта - Ева Львова Страница 3

Он достал из внутреннего кармана льняного пиджака сложенный вчетверо листок, протянул мне и держал до тех пор, пока я не взяла.

– Ну что, поедем?

Я смущенно молчала, не зная, как реагировать на это странное предложение. Отец меня не торопил. Когда молчать дальше стало невозможно, я наконец с трудом выдавила из себя:

– Я так сразу не могу. Вот съезжу в Жуковский, наведаюсь в институт экспериментальной биофизики, переговорю с теми, кто что-то об этой истории помнит, – вот тогда обязательно полечу с тобой к маме.

– Напрасно время потратишь, – бесстрастно обронил собеседник. – Институт в Жуковском – секретный объект, тебя туда не пустят.

– Хорошо, тогда спрошу у деда.

– Ну-ну, генерал Рудь очень обрадуется, что сможет снова упечь меня в лабораторию и дать возможность своим людям закончить начатые исследования. Я постоянно чувствую, что люди генерала где-то рядом, я уверен, что Владлен Генрихович не оставил идею вернуть меня в спецотдел. Пойми, дочь, меня предали: я думал, я один из них, а оказалось – я всего лишь подопытный кролик.

– Тогда поговорю с бабушкой, – не сдавалась я. – Аккуратно поговорю, чтобы Ида Глебовна ни о чем не догадалась и не рассказала деду.

– Вот этого точно делать не стоит, – хмуро откликнулся отец. – Я сказал тебе неправду. Генерал с женой тебе не совсем уж чужие. Твоя мама – младшая сестра Иды Глебовны, после смерти их родителей генерал растил Веру как родную дочь. И он никогда не простит Вере предательства.

Окончательно перестав что-либо понимать, я пробормотала слова извинения, наскоро простилась с отцом и, поднявшись с лавки, торопливо припустила домой.

– Я улетаю, мне нужно как можно скорее вернуться к Вере, – неслось мне вслед. – Надеюсь, ты примешь правильное решение. И помни: у твоей матери осталось не так много времени, чтобы повидать тебя, Агата.

* * *

С самого утра меня так и подмывало позвонить деду и прямо спросить о состоянии здоровья Льва Рудя. Если отец болен, почему от меня это скрывают? Может, все не так плохо и его еще можно вылечить? Но мой непосредственный начальник адвокат Устинович не терпит опозданий, поэтому пришлось отложить все вопросы на потом и двинуться в сторону конторы.

Июльское утро только началось, а духота в Москве уже стояла невероятная. Выйдя из подъезда, я окунулась в горячий воздух, поднимающийся от раскаленного асфальта в бледное небо, и, пока шла до машины, взмокла так, словно побывала в сауне. Подъезжая к Маросейке, я всей душой надеялась, что в конторе наконец-то починили кондиционеры и работать придется в нормальных условиях. Однако несмотря на то, что с климатическим оборудованием проблемы были решены, обстановку в адвокатском бюро «Устинович и сыновья» трудно было назвать нормальной. Борис восседал на рабочем месте, сияя, как именинник, а остальные члены семьи Устиновичей водили вокруг него хороводы. Впрочем, помимо отца и брата, вокруг стола моего бывшего однокурсника и лучшего друга утицей плавала секретарша Кира Ивановна и лебедью вышагивала Маша Ветрова, которую в принципе тоже можно считать частью семьи. Наша конторская красотка хоть и крутила роман с Эдом Георгиевичем, но замуж все-таки выскочила за старшего из его сыновей, ибо в самый последний момент глава адвокатской конторы наотрез отказался разводиться с проверенной супругой, родившей ему двоих сыновей. Взвесив все за и против, привыкший мыслить здраво Эд Георгиевич сделал выбор в пользу парных котлет Фиры Самойловны, рассудив, что любоваться прелестями Марии можно и в офисе. Вот тогда-то Ветрова пошла в контрнаступление и женила-таки на себе Ленчика.

Продолжая начатый еще до моего прихода монолог, Эд Георгиевич с напором говорил младшему сыну:

– С билетами заминки не будет, сегодня же можешь вылететь в Тель-Авив, Семен тебя встретит. Он мне звонил, сказал, что в права наследства ты сможешь вступить сразу же после оглашения завещания, так что это чистая формальность.

– И все-таки непонятно, – сокрушенно вздохнула Ветрова. – Почему этот ваш дядя Моня все свое имущество оставил Джуниору? Ведь есть же прямые наследники – тот же Семен. Но даже если ваш родственник по какой-то причине решил оставить своего сына без наследства, покойник мог бы учесть, что Леня старше Бориса, да и вы, Эд Георгиевич, пока еще живы. Может, имеет смысл завещание опротестовать? Может, ваш покойный дядя был невменяем?

– Я могу полететь с Борисом и навести справки у соседей, – охотно откликнулся Леонид, делая шаг к двери, точно собирался сию же минуту лететь в Израиль проверять вменяемость покойного родственника, но Эд Георгиевич так на него посмотрел, что инициативность Устиновича-среднего мигом куда-то испарилась. Под убийственным взглядом отца Леня вернулся на рабочее место, где и затих на стуле, ссутулившись и став ниже ростом.

– Не городите чушь! – продолжая испепелять взглядом невестку и сына, прикрикнул глава адвокатского бюро. – Ceteris pa– ribas, что, как известно, означает «при прочих равных условиях», только один дядя Моня сумел в чужой стране выбиться в люди.

– А как же Сема? – невнятно промямлил Леонид, не поднимая глаз от столешницы, на которой он пальцем размазывал натекшую из цветочного горшка лужицу. Наша секретарша всегда очень обильно поливает цветы, отчего на подоконниках круглый год стоит присыпанная землей вода, время от времени стекая на рабочий стол Леонида и заливая его бумаги. – Сема дослужился в полиции Тель-Авива до рав самаль ришон, разве этого мало?

Устинович-старший скроил скептическую мину, указательным пальцем поскреб гладко выбритый подбородок и не без самодовольства заметил:

– Если учесть, что мы с Семеном оба заканчивали юрфак столичного университета и я владею одним из лучших адвокатских бюро в Москве, то должность прапорщика – не бог весть какая карьера. Дядя Моня же эмигрировал, будучи поваром в общепитовской столовой при автобусном парке, и при этом ухитрился открыть в Израиле процветающий ресторан и, замечу, лично руководил им до последних дней жизни. Нет, о его недееспособности и речи быть не может, хотя Эммануил Абрамович, конечно, был большой оригинал. Взять в официантки Зину – на такое способен только человек с огромным чувством юмора и немалой коммерческой сметкой.

Секретарша тут же переглянулась с Ветровой, спрашивая взглядом, о ком идет речь, но та лишь с недоумением пожала плечами. Слишком мало Мария пробыла женой Ленчика, чтобы быть осведомленной о таких деликатных подробностях. Мне же давнишняя дружба с Джуниором давала некоторые преимущества, поэтому я знала, что Зинаида Подольская – страшный сон семьи Устиновичей. Девица принадлежала к дальней ветви большого семейства и была не только смазлива, но и совершенно безумна, чем и решил воспользоваться предприимчивый дядя Моня. Выписав из России несчастную Зинаиду, он привез ее в ресторан и предоставил полную свободу действий. Зина вдруг вообразила, что она как две капли воды похожа на Мерилин Монро, и стала во всем подражать признанному секс-символу двадцатого столетия, фланируя по залу с подносом знаменитой походкой из культового фильма «В джазе только девушки». Видя такое дело, Эммануил Абрамович тут же переименовал свое заведение из закусочной «У дяди Мони» в ресторан «Монро». Это был ловкий рекламный ход, который не обманул ожиданий ресторатора. Сначала со всей округи, затем и из дальних уголков города в «Монро» потянулся народ, чтобы посмотреть на чудачества «чокнутой русской». Дядя Моня пожинал плоды своей предприимчивости, богатея прямо на глазах. Он уже подумывал открыть сеть ресторанов, набрав для этого мало-мальски похожих на Мерилин девушек и обучив их эротично покачивать бедрами, при этом балансируя заставленными снедью подносами, но внезапная кончина помешала его грандиозному замыслу.