Ошибка президента - Фридрих Незнанский Страница 3

– Ой, как вы здорово устроились! Вера, Зина! Девочки, садитесь ближе, я вас всех на память сфотографирую, – защебетала одна из девушек, вынимая из кожаного футляра новенький «ФЭД». – Или, Зина, ты щелкни, я тебе покажу, куда нажимать, а я сяду со всеми! Я же сегодня уезжаю…

Хозяин пил больше других и быстро пьянел. Хлопнув очередной стакан, он монотонно затянул:

Друзья накро-о-о-ют меня бушлатиком

И над моги-илой прочтут указ…

Взгляни, взгляни-и-и…

– Смотри, накаркаешь! – холодно сказал совершенно трезвый Леха, поднимаясь. – Спать пошли! – Он приподнял Славика и, преодолевая легкое сопротивление, увел его в дом.

Через пару минут он вышел на крыльцо и бросил, ни к кому не обращаясь:

– Пойду прошвырнусь…

Был уже двенадцатый час, когда Леха, насвистывая, подходил к приютившей его «малине». Жорка выскочил из калитки как ошалелый и чуть не сбил братана с ног:

– Леха, беда! Костька Верку замочил!

– Какой Костька? Какую Верку?

– Ну кореш мой, ты его тут сегодня видел, сеструху Зинкину.

– Дела-а-а! – Леха огляделся, взял братана повыше локтя и не спеша пошел с ним назад к трамвайным путям. – Рассказывай!

Жорка молчал.

– Ну-ну, ближе к телу.

– Короче, Попердяка проспался к вечеру, мы как раз подошли. Он говорит: «Ну что, салабоны, перекинемся по маленькой?» – мы и сели в три листа.

– Колода чья была?

– Попердяка новую открыл.

– И правда салабоны. Нашли с кем садиться! У него новых колод заряженных, хоть жопой ешь.

– Короче, я сдавал – у них по три картинки. Сварили, я вступил. Костьке очко сдал, а Славке – точно считал – двадцать. Вскрылись – а у него крестовый туз с шахой! И как я так пробросался!

– Дурак! Пороть вас некому! У него в каждом кармане по шахе. Так вы что, на человека играли?

– Да деньги уже кончились, Славка и предложил…

– Ой, уркаганы! Жиганьё вонючее! Какая разница, кто проиграет! Мокрое-то вам зачем?!

– Да как-то так вышло…

– Ладно, шалашовка-то эта откуда взялась?

– Они подругу эту, ну Вальку, на Курский проводили, уезжала она к себе в Князев, возвращались назад к Зинке. А Зинка парня какого-то встретила и с ним на рыбные пруды пошла, а Верке велела, что ли, здесь обождать – я толком не понял. Короче, мы отыграли, Славка Костьке свое перо дал; вышли к калитке, а она как раз идет: «Мальчики, можно у вас часик посидеть, а то Зинаида меня бросила». А этот, гад, еще издевается: «Во фарт прет! Ты ведь на нее с утра глаз положил. Действуй, мальчоночка!»

– Ну-ну. Давай малость покумекаем, – сказал Леха и присел на подвернувшийся валун. Он соображал минут пять, прерывая собственные размышления короткими вопросами:

– Давно?

– Минут десять вроде…

– Крестная где?

– Она уж час как к себе пошла, спит, наверное.

– Перышко, говоришь, Попердякино?

– Угу…

– А девка где?

– Тут где-то, в кустах…

– Корешок твой здесь?

– Он чумовой совсем вернулся. На сеновале вроде…

– Ладно, – сказал он, наконец вставая. – Не дрейфь, прорвемся. Пошли к девке.

Леха резко шагнул через молодую поросль бузины. Несколько оставшихся до берега метров занимали заросли высокой полыни. Почти мгновенно он наткнулся на труп девушки. В лунном свете все было видно до малейших деталей. Она лежала, раскинув руки, головой к воде. Горло перерезано. Лужа крови. Внимательно оглядевшись, он деловито принялся за работу: задрал юбку, приспустил и порвал трусы, потом рванул блузку. Крепдешин подавался легко, и Леха выдрал большой кусок ткани. Несколько мгновений он осматривал место событий и, кажется, остался, доволен. Потом осторожно обмакнул клочок ткани в кровавой луже, слегка отжал и вернулся на тропинку. Тряпку он нес несколько на отлете, стараясь не запачкаться.

– Пошли, – коротко бросил он брату, который наблюдал за происходившим издалека. Подойдя к дому, он положил кровавую тряпку возле крыльца, спустился к пруду и старательно вымыл руки.

Потом вернулся к дому, рукой сделал Жорке знак следовать за собой, постучал и, не дожидаясь приглашения, вошел.

Славка сидел перед початой поллитровкой и жевал малосольный огурец.

Леха молча показал Жорке на табуретку, сел за стол, плеснул себе полстакана, выпил, крякнул, наколол на вилку огурец и, не начав еще закусывать, заговорил:

– Ну ты и кент, Славик! Перышко-то выкинул?

– С чего бы это? Инструмент трофейный, «золинген». – Он откуда-то вытащил финку и положил на стол. – Пальчики стер – и хорош.

Леха закусил, осторожно, за концы, взял финку и положил ее рядом с собой:

– Инструмент клевый, но не твой. Твой инструмент – писка. Был Попердяка щипачом – специальность серьезная, а ему почету не хватает, и решил он, как Паша Ангелина, податься в многостаночники. Сначала сучью специальность освоил: сам не плотник, а стучать охотник, теперь вот, оказывается, с пером по Плотине бегает, жмурики ему понадобились.

– Я-то тут при чем?

– Знаю при чем! – Резким движением Леха выхватил из внутреннего кармана пистолет. – Барышня ваша мне побоку, а вот ссучился ты – за это ответишь. Я-то что – два года отмотал, и дома. А Лысый твоими стараниями четвертак получил. Ехал я в Москву и думал: как же с тобой разбираться? Свои в доску вроде были. Да и крестную жалко, одна она останется. А тут все само решилось. Был у нас на зоне один Укроп Помидорович, очкарик из культурных, стишков много знал. Один мне уж больно понравился:

Своей судьбы родила крокодила

Ты здесь сама…

В общем, так, Вячеслав Михалыч, решил я мокруху на тебя повесить. Стучать теперь больше не побежишь. Встретишься со своими мусорскими кумовьями – от них же вышак схлопочешь. А так шанс выжить имеешь. Жора, принеси тряпочку с крылечка… Вот тут на газетку положь, – сказал он брату, когда тот вернулся. – Теперь клифт хозяйский с гвоздика сними. Деньги, документы есть в карманах?

– Стольник.

– Нам чужого не надобно, положи на стол, хозяину на дорогу пригодится. Так. Теперь пиджачок об тряпочку маленько потри и к барышне отнеси. Мигом назад. А ты, Славик, сначала за тряпочку подержись, а потом за любимый свой «золинген». И не дури. Пять минут на сборы тебе – и турманом на Три бана. На билет до Ташкента, надеюсь, хватит? Лучше маленький Ташкент, чем большая Колыма.

Леха встал и отошел в угол, держа Славку под приделом.

– Не дури, ты меня знаешь! – повторил он. – Моли Бога, чтоб Зинка не явилась, пока ты здесь. А то все по-другому повернется.