Сомнения Мегрэ - Жорж Сименон Страница 3

Мегрэ подумал о своей жене, о Пардоне и посмотрел на небольшую черную бородавку в углу рта посетителя.

— Если я правильно вас понимаю, вы подозреваете, что ваша жена не совсем нормальна?

Главное было сказано. Посетитель немного побледнел и дважды или трижды судорожно сглотнул, прежде чем заявить, явно тщательно подбирая слова и взвешивая их смысл:

— Я убежден, что в течение нескольких месяцев, минимум пяти или шести, моя жена имеет намерение убить меня. Вот почему, господин комиссар, я хотел встретиться с вами лично. У меня нет конкретных доказательств, иначе я бы начал прямо с них. Но я готов изложить вам те признаки, которыми располагаю. Они двух родов. Первые — психологические, их, как вы понимаете, труднее всего изложить. Это мелочи, совершенно непримечательные каждая сама по себе, но, если их рассмотреть в целом, они приобретают определенный смысл.

Что же касается материальных признаков, есть один.

Я его принес. И это наиболее беспокоит…

Он залез под пальто, расстегнул пиджак, вынул бумажник и достал из него листок, сложенный так, как пакетик, в которые аптекари еще упаковывают порошки от головной боли.

В бумажке действительно находился порошок грязно-белого цвета.

— Оставляю вам этот образец, чтобы вы могли отдать его на экспертизу. Прежде чем обратиться к вам, я попросил одного продавца из «Лувра», увлекающегося химией, сделать свой анализ. У него дома настоящая лаборатория. Так вот, он абсолютно уверен, что это белый фосфат. Не фосфор, как можно было бы подумать, а именно соединение фосфора с другим элементом. Я проверял по словарям. Не только по «Ларуссу», но и по специальным химическим. Белый фосфат — почти бесцветный порошок, очень токсичный. Когда-то он в микроскопических дозах использовался для лечения некоторых заболеваний, и отказались от него именно из-за токсичности.

Он замолчал, несколько обескураженный, что Мегрэ по-прежнему сидит с невозмутимым, как будто даже отсутствующим видом.

— Моя жена не интересуется химией. Не проходит никакого лечения. Не больна ни одной из тех болезней, от которых в крайнем случае могли бы прописать фосфат цинка. А в доме я нашел не эти несколько граммов, а целый флакон, в котором минимум пятьдесят граммов. Кстати, я нашел его чисто случайно. На первом этаже у меня есть своего рода мастерская, где работаю над изготовлением макетов, занимаюсь мелкими изысканиями в механике. Да, согласен, речь идет всего лишь об игрушках, но эти игрушки, как я уже говорил, представляют…

— Я понял.

— Однажды вечером, когда жены дома не было, я опрокинул на верстак баночку клея, ну и залез в чуланчик, где хранятся швабры и моющие средства. Я искал какой-нибудь растворитель и случайно наткнулся на флакон без этикетки, форма которого мне показалась странной.

Теперь, если вы проведете параллель между данной находкой и тем, что за эти последние месяцы я впервые в жизни почувствовал некоторое недомогание, о котором рассказал доктору Стейнеру…

В кабинете зазвонил телефон, и Мегрэ, сняв трубку, услышал голос директора уголовной полиции.

— Это вы, Мегрэ? У вас найдется несколько минут?

Я хотел бы познакомить вас с одним американским криминалистом, который сейчас находится в моем кабинете и очень хочет пожать вам руку.

Положив трубку на рычаг, Мегрэ посмотрел по сторонам. На столе не лежало никаких конфиденциальных бумаг. К тому же его посетитель не выглядел опасным.

— Вы позволите? Я всего на несколько минут.

— Конечно, пожалуйста…

Однако, будучи уже у двери, он машинально вновь пересек кабинет и по привычке заглянул в кабинет инспекторов. Но не дал никому из подчиненных никакого особого задания. Он об этом даже не подумал.

Через несколько минут он уже открывал обитую кожей дверь кабинета патрона. Высокий рыжий малый, встав с кресла, энергично пожал ему руку и сказал на французском с едва заметным акцентом:

— Для меня огромная радость видеть вас живьем, месье Мегрэ. Когда вы приезжали в Штаты, я не смог с вами встретиться, поскольку находился в Сан-Франциско, а до наших краев вы так и не добрались. Мой друг Фрэнк Уорд, принимавший вас в Нью-Йорке и сопровождавший в Вашингтон, рассказывал мне о вас много интересного.

Директор жестом разрешил Мегрэ сесть.

— Надеюсь, я не оторвал вас от одного из тех великолепных допросов, которые нам, американцам, кажутся такими любопытными.

Комиссар поспешил его успокоить. Гость директора протянул ему пачку сигарет, но тут же спохватился:

— Я забыл, что вы фанатик трубки…

Это периодически повторялось, и всегда с одними и теми же фразами, одинаковыми вопросами, тем же самым преувеличенным и смущающим восхищением. Мегрэ, который терпеть не мог, чтобы на него смотрели как на некую диковину, старался не показывать своего недовольства и в такие моменты улыбался особой улыбкой, сильно веселившей его начальника.

За одним вопросом следовал другой. Разговор зашел о технических средствах, потом о знаменитых уголовных делах, по которым Мегрэ пришлось высказывать свое мнение.

Затем неизбежно возник вопрос о методах работы комиссара, что всегда его раздражало, и он, желая разрушить сложившуюся вокруг его имени легенду, постоянно повторял, что никаких особых методов у него нет, но ему никто не верил.

Желая освободить Мегрэ, директор встал со словами:

— А теперь, если не возражаете, мы покажем вам наш музей…

Посещение музея было непременной частью любого визита подобного рода, и Мегрэ, после нового рукопожатия, еще более сильного, чем его, смог наконец вернуться к себе в кабинет.

Он вошел и в удивлении замер на пороге: в кресле, где сидел продавец игрушечных поездов, никого не было.

Кабинет был пуст, лишь где-то под потолком еще витал сигаретный дым.

Он направился к кабинету инспекторов:

— Он ушел?

— Кто?

Жанвье и Люка играли в карты, что случалось с ними раза по три в год, не считая ночных дежурств.

— Никто… Не имеет значения…

Мегрэ вышел в коридор, где старик Жозеф читал газету.

— Мой посетитель ушел?

— Не так давно. Он вышел из вашего кабинета, сказал, что ждать дольше не может, что ему непременно нужно идти в магазин, где его ждут. А что, я должен был?..

— Нет. Ничего.

Тот человек был волен уйти, поскольку никто не заставлял его приходить.

В этот самый момент Мегрэ заметил, что забыл его имя.

— Полагаю, Жозеф, вы не знаете, как его зовут?

— Признаюсь, господин комиссар, что я не посмотрел на карточку.

Мегрэ вернулся к себе, сел за стол и вновь занялся работой над рапортом, в которой не было ничего увлекательного. Отопление, похоже, сломалось, потому что батареи никогда еще не были такими обжигающими, а в трубах слышались тревожные звуки. Комиссар чуть не встал, чтобы повернуть рычажок выключателя, но у него не хватило смелости, и он протянул руку к телефону.