Особняк с выходом в астрал - Татьяна Полякова Страница 3

Уже два года народная тропа к особняку Клавдии не зарастает. Только не подумайте, что она нахально дурит граждан. Дурит, конечно, но кое-кому действительно помогает. Поначалу это вгоняло меня в тоску, ибо разочаровывало в роде человеческом, к которому и я принадлежала, но потом стало ясно: большинство несет Клавдии деньги, чтобы было с кем всласть потрепаться. Моя подруга способна слушать страждущих часами. А потом просто говорит им то, что они и без нее прекрасно знали. Но как говорит! С сочувствием и материнской любовью. Ни один из клиентов не ушел от нее недовольным. Многие возвращались. Были такие, кого мы видели слишком часто. Но так как каждое посещение сопровождалось денежными вливаниями, то жаловаться было грех. «Постояльцам», как их называла Клавдия, она делала скидку тридцать процентов. Люди радовались.

Подмигнув Клавдиному изображению на плакате, я пошла себе дальше. И вскоре достигла особняка бледно-желтого цвета с белыми наличниками и черепичной крышей. Ее поменяли в прошлом году, и особняк черепица очень украсила. В палисаднике среди кустов вишни, только-только покрывшейся зеленой дымкой, радовали глаз тюльпаны и нарциссы.

Возле кованой калитки домофон. Только я нажала кнопку вызова, как калитка открылась. У Клавдии сейчас перерыв. Я поднялась на крыльцо с металлическим козырьком (по бокам амуры с гроздьями винограда в толстеньких ручках), дверь оказалась незапертой. Войдя, я обнаружила подругу в бикини ярко-красного цвета и туфлях на шпильке. В руках неизменный мундштук с сигаретой. Еще одна пагубная привычка, от которой я тщетно пыталась Клавдию отучить. Она старше меня на восемь лет и по этой причине считает, что «яйца курицу не учат».

– Привет, – сказала она, целуя меня в темечко. – Чего так поздно? Я уж звонить хотела.

– Лучше бы пустила яблочко по голубому блюдечку, оно бы все и поведало.

– Хрен дождешься от яблочка. Проходи. Небось голодная.

– Не особо, – сказала я, вешая куртку и снимая обувь. Взглянула на коллекцию тапочек и выбрала розовые с пушком.

– Настроение у тебя дохлое, – заметила Клавдия.

– Тапочки подсказали?

– А то. Когда ты порхаешь от счастья, берешь зеленые.

– Серьезно? Интересно, почему? Ассоциация с кузнечиком?

– Да?

– Он весело скачет. Тогда почему розовый?

– Женщина, которая облачается в розовый, ищет поддержки и защиты.

– Серьезно?

– Это каждый дурак в интернете знает.

К тому моменту мы оказались в кухне. Особняк небольшой, метров двести, существенную его часть занимает приемная, где Клавдия встречается с клиентами, и молельная, туда запускают избранных для совместной молитвы. Особняк как бы поделен на две неравные части, дверь в жилые покои всегда закрыта, чтоб не спалиться. Оказавшись здесь, дурак поймет: матушка себя заповедями не обременяет, хотя неустанно другим советует старательно их придерживаться. Итальянская кухня стоимостью примерно как моя квартира, стол с мраморной столешницей, стулья с подлокотниками, которые по-итальянски назывались довольно забавно – «полтрона»…

В одном из них я и устроилась, а Клавдия принялась меня кормить. Филе судака, икра на половинке яйца, кофе с тостами. Я решила, что неприятности подождут, и принялась есть. Клавдия села напротив, с отвращением глядя на листья салата в своей тарелке.

– Что за мудрец выдумал диету? – сказала она, употребив вместо «мудреца» более привычное слово.

– Ну и наплюй на нее, – пожала я плечами.

– Скоро лето, а жопастых леди не бывает.

– Бывают.

– Волдырь на языке вылезет со старшими-то спорить. Тебе хорошо, у тебя фигура зашибись.

– У тебя тоже.

– Не ври мне, Бог накажет.

– Чего врать-то?

– Ладно, я тогда тоже пожру.

Клавдия величественно поднялась, взяла чистую тарелку.

– С работой как? – взглянув на меня через плечо, спросила она.

– Собрала вещички. Лежат дома, в коробочке.

– Не переживай. С голода мы точно не помрем. У меня, кстати, клиентка нарисовалась, надо будет поработать.

– Поработаем, – пожала я плечами.

– Моn ami, – нахмурилась Клавдия, вновь устраиваясь напротив. – Я печенкой чувствую, что-то с тобой не так.

– Пытаюсь решить, как поступить, – сказала я.

– Обозначь выбор.

– Надо бы как положено, но есть сомнения.

– Ты меня с ума сведешь, – хватаясь за сердце, точнее за левую грудь, ахнула Клавдия.

– Кажется, я стала свидетелем преступления, – вздохнула я и принялась рассказывать.

Мой рассказ подруге не понравился, она мрачнела на глазах и предсказуемо заявила:

– Охренеть… – но тут же поправилась: – Я имела в виду…

– Твой рассказ поверг меня в шок, – подсказала я.

– Ага, именно. Лизка, тебе не кажется странным, что вместо одного слова приходится употреблять целых пять, а результат желает лучшего?

– Подходящее время для дискуссий на лингвистическую тему, – сказала я. – По делу мысли есть?

– Есть. Но все непечатные.

– То есть на мудрый совет рассчитывать не приходится?

– Первое правило спокойной жизни: никуда не лезь.

– Да я собиралась на все забить, но на душе маятно. Точно я должна что-то вспомнить.

– Это в тебе гражданская совесть ворочается, – заявила Клавдия. – От нее вечно одно беспокойство. А пользы, прямо скажем, ноль. Давай рассуждать логически. Пойдешь ты к ментам, и что? Этих бандитов ты хорошо разглядела?

– За пять секунд? – хмыкнула я.

– Вот именно. То есть по существу тебе рассказать нечего. Их было двое, это они и без тебя уже знают, если парочка грабанула «Быстрые деньги». Рост, комплекция?

– Обычный рост и комплекция тоже, – начала я злиться.

– Про кожаные куртки и джинсы ментам также известно. Что еще? Машина какая-нибудь была поблизости?

– Нет.

– А куда они направились?

– Откуда мне знать? Я как их увидела, сразу смылась…

– И с этим идти в полицию? Пользы, как я уже сказала, ноль. А вот если верить сериалам, менты у нас сплошь продажные, и у бандитов могут быть в ментовке свои люди. Значит, о тебе они быстренько узнают. Свидетели, как известно, долго не живут.

– Спасибо, утешила. Что-то с этими мужиками не так. Или со мной. Не могу я просто взять и выбросить их из головы.

– Беда… – пропела Клавдия, глядя на меня исподлобья.

– Такое чувство, что от моего поступка вся оставшаяся жизнь зависит. Не хотелось бы лохануться.

– Ты меня пугаешь. Я хотела сказать, охренеешь с тобой.