Программист жизни - Надежда и Николай Зорины Страница 29

Чего я никак не ожидал, это увидеть Полину в прихожей. От неожиданности я замер на пороге. И тут понял, что с ней что-то не так. Она стояла, не шевелясь, с таким странным, совершенно неподвижным выражением лица, что я испытал настоящий шок. Легонько, боясь испугать, дотронулся до ее плеча – и тут она закричала. Растерявшись, не зная, что делать, я бросил пакеты и прижал ее к себе, но она все кричала – ужасно, отчаянно, пронзительно, как кричат во сне.

– Полиночка, милая, все хорошо, – бормотал я, но она все никак не успокаивалась. – Это же я. Что случилось?

Крик ее оборвался внезапно. Я почувствовал, что ее тело обмякло, но не понял, что произошло. И только подхватив ее на руки, увидел, что она в обмороке.

Я отнес ее в комнату, положил на диван. Похлопал по щеке, пытаясь привести в чувство. Не помогло, Полина не шевельнулась, дыхание было слабым, еле слышным. Вспомнив, что в аптечке у нас есть нашатырь, я метнулся на кухню, рывком выдвинул ящик шкафчика, где хранились лекарства. Нашатырный спирт никак не находился. Бросив искать, намочил под краном носовой платок и бросился в комнату.

Полина лежала все так же без движения и почти без дыхания. Я протер ей лицо платком. Потом опять принялся хлопать по щеке. Вернулся на кухню и все же нашел нашатырь. На ходу, отломил кончик ампулы, поднес к ее носу – она не шевельнулась, дыхание не изменилось. Нашатырь оказался столь же бездейственен, как и прочие меры, которые я предпринимал. Не зная, что делать, придя в отчаяние, я хотел уже звонить в «Скорую», но, вглядевшись в лицо Полины внимательнее, понял, что это не обычный обморок. Каким-то непонятным образом она впала в транс. Словно подтверждая мою догадку, Полина что-то забормотала. Сначала я обрадовался, но потом понял, что это даже хуже, чем обморок, потому что совершенно непонятно, как ее вывести из транса. Когда проводником служил предмет, принадлежащий человеку в коме, я мог просто его у нее осторожно забрать. Но проблема в том, что она не соприкасалась ни с каким предметом. Или он был, но я его не видел? Может, перед моим приходом она взяла плеер Стаса? Потому у нее и было такое странно застывшее выражение лица? Но если так, то где он? В руках у Полины ничего не было. Может, в кармане? Или на груди под одеждой?

Я стал тщательно осматривать Полину – плеера нигде не было, не было ничего. А она все так же лежала неподвижно. В отчаянии, в ужасе, сам почти в обмороке, я распахнул шторы, рванул раму окна, прекрасно понимая, что действия мои бессмысленны, никакой свежий воздух не поможет вывести Полину из этого, особого обморока. Ну что, что можно предпринять, к кому обратиться за помощью? Вернулся к ней, опустился на колени, положил голову ей на грудь, чтобы услышать биение сердца, и тут увидел, что к ее шее пристал светлый, довольно длинный волос – не Полинин и не мой: у Полины темнее, у меня короче.

Мгновенно – так бывает только в самых критических ситуациях, когда мозг начинает работать с необыкновенной быстротой, – связалась вся цепочка событий: лопнувшие ручки, пакет, в котором были вещи Стаса… Этот волосок, конечно, принадлежал моему брату. Он прилип ко мне, когда я перекладывал продукты в пакет с его телефоном и записной книжкой. А раньше там находился и плеер. Волосок зацепился за один из этих предметов, а скорее всего, именно за плеер. Потом, когда я прижал к себе Полину, он переместился на нее – и тогда она, вступив в соприкосновение с частичкой Стаса, впала в транс.

Я снял волосок, положил его на столик возле дивана, придавил сверху книгой, чтобы его не сдуло сквозняком на пол (там я его никогда не найду, и в любой момент Полина опять может войти в транс, случайно на него наступив).

– Мне больно смотреть на солнце, – сказала Полина жалобным голосом. От неожиданности я вздрогнул и повернулся к ней. Она лежала с широко раскрытыми глазами. Не могу передать, что в тот момент я испытал. Радость, что она пришла в себя, и ужас от неправдоподобности того, что она сказала. Солнце действительно било в распахнутое настежь окно с неистовой силой, ведь перед этим я раздернул шторы. Но неужели Полина могла это почувствовать… могла увидеть? Безумная надежда овладела мною: этот последний трансовый обморок что-то изменил, как-то подействовал, и к Полине вернулось зрение.

– Ты видишь солнце? – осторожно, сдерживая радость, чтобы не спугнуть счастье, спросил я.

– Нет, – все так же жалобно сказала Полина, – ведь ты тогда со мной не поехал, не спас. Ты об этом все время думаешь, да? Ну, не все время, а довольно часто.

– О чем думаю? Я ничего не понимаю. Ты сказала, что тебе больно смотреть на солнце.

– Больно, когда оно светит в глаза, но я его не вижу. – Полина вздохнула. – Просто представила, как это было бы… – Она замолчала, а моя надежда, не успев даже окончательно оформиться, рухнула.

– Как ты себя чувствуешь?

– Как-то так, – она в неопределенном жесте покрутила рукой, – сама не знаю. Устала. Трудно, знаешь ли, перемещаться из одной жизни в другую, да еще без всякой подготовки, – капризным тоном проговорила Полина. – Не могу понять, как это произошло.

Я ей рассказал, она слушала с брюзгливо-обиженным выражением лица.

– Что ж ты не поехал на свидание? Ты же, кажется, очень хотел встретиться с Алевтиной.

– Мне показалось, что ты этого не хотела.

– Тебе показалось? – Полина приподнялась, села на диване и расхохоталась. Ее смех был одновременно и горьким, и издевательски насмешливым. Видимо, она все еще не отошла от нашей ссоры в офисе. – Ну что ты, я очень хотела, чтобы ты был счастлив. Только об этом и пекусь, – быстро и зло добавила она.

– Я купил нам вина, – растерянно сказал я.

– Нам?

– Нам с тобой.

– Ах вот как?! Ты ведь не пьешь.

– С каких это пор?

– С тех самых, как прошел курс реабилитации от наркозависимости у доктора Сотникова. Прекрасная методика, действует безотказно, да вот беда, потом никакие удовольствия уже недоступны. Бывший наркоман даже рюмочку пропустить боится. – Она опять зло рассмеялась. – Возникает панический страх.

– Ты же прекрасно знаешь, – тоже начиная закипать, по возможности спокойно сказал я, – что вино я пью, и пиво, и любой другой алкогольный напиток. Вспомни, совсем недавно мы с тобой пили коньяк, а потом, когда приезжала Людочка, ликер…

– Откуда мне знать, пил ты или нет? Меня так легко обмануть. Может, ты только делал вид.

– Зачем?

– Затем, чтобы я ни о чем не догадалась.

Полина встала с дивана и в раздражении прошлась по комнате.

– Слушай, – Я подошел к ней и хотел взять ее за руку, но она ее вырвала и случайно ударила меня по лицу.

– Ах, прости! Я не хотела, – раздраженно сказала она и снова зашагала по комнате. Я привычно отметил, как легко она передвигается в невидимом ей пространстве.

– Да послушай, Полина, давай поговорим спокойно. Ты что-то увидела?

И тут она разразилась таким издевательским смехом, какого я у нее не слышал никогда.