Ураган. Когда гимнаст срывается - Николай Шпанов Страница 29

Функ. Ах, мои старики!..

***

Андрей с отвращением передернул плечами.

– Гадость!

– Да, типы соответственные.

– Значит, он сознательно взорвал свой экипаж.

– Чтобы не оставить свидетеля, кроме себя.

– Он не уцелел бы и так…

– Мало ли какая случайность. – Генерал пожал плечами. – Такие случаи бывали и раньше.

Видя, что Андрей хочет отложить папку:

– Нет, нет, прочитай немного дальше, там некоторые технические детали.

Андрей дочитал:

***

Атташе…Оставим это. Нам интересней, как вас атаковал этот русский.

Функ. Откуда я знаю! Локатор у меня отказал: инженер Патце был занят черт знает чем – может быть, строчил очередное письмишко своей мамаше… Так или иначе, я не имел представления о преследовавшем меня русском высотнике.

Атташе. Вы не можете нам сказать о том, что это был за самолет? Хоть что-нибудь о нем, а?!

Функ. Знаете ли, генерал, когда получаешь такой удар под зад, какой он мне дал, и не знаешь, летишь ли ты к апостолу Петру или прямо в объятия дьявола, уже не до того, чтобы рассматривать, кто дал тебе этот пинок… Могу только сказать: другой на моем мосте не оказал бы вам и той услуги, какую оказал я: он не стал бы думать о том, чтобы взорвать экипаж. Вы имели бы здесь еще этого слюнтяя Бодо Патце. Уж тот наверняка наплел бы тут такого, что вы почесали бы затылок… Все, что могу вам сказать наверняка: скорость, вертикальная и горизонтальная, у русского превосходит то и другое у "Пе-икса" – он свалился на меня, как ястреб на ворону.

Атташе. А как вы расцениваете то, что он по вас не стрелял, а таранил вас?

Функ. Это уж вам легче узнать, чем мне.

Атташе. Не так-то легко узнавать что-нибудь в этой стране. Странный народ, Функ. Наверно, вам еще предстоит это познать.

Функ. Ну знаете, я не так любопытен. Мне бы только спасти свою шкуру.

Атташе. Хорошо, Функ, напоследок докажите русским, что в вашей аварии повинен вовсе не их самолет, а вы сами.

Функ. Что, что?!

Атташе. Вся пресса свободного мира подхватит такую версию: русский самолет, якобы способный летать на такой же высоте, как наш "Пе-икс", – миф. Вас сбил вовсе не их самолет. Это вы сами спустились до высоты двадцать или, скажем, тринадцать тысяч, а там уж пусть хоть ракета.

Функ. И вы думаете, найдутся идиоты, которые поверят такой чепухе?! Нет, я тоже не хочу выглядеть идиотом.

Атташе. Тогда по крайней мере хоть держите язык на замке.

Функ. Ровно в той мере, в какой это будет нужно, чтобы меня не повесили.

Атташе. Увы, у них не вешают… Даже таких, как вы. Вы неисправимы.

Функ. Ваша школа, генерал…

***

Андрей отбросил папку.

– Скоты какие-то, а не люди.

Алексей Александрович рассмеялся.

– И как ты думаешь, чем кончилось дело с этим самым Функом?

– Вот уж кого бы я действительно…

– Он нам заявил: "Оставшись в живых, я нарушил договор. Благодаря этому я предстал перед вами и даю вам полезные сведения. Вы обязаны возместить мне то, чего я недополучу по договору".

Андрей расхохотался.

– Ну и логика – сталь! – И вдруг, насупив брови: – Как хочешь, а я бы таких…

– Тебе этого не понять. А мне вот по долгу службы пришлось на таких насмотреться. Я научился их понимать. Логика простая: хочешь получить – стань подлецом, соверши преступление, и тогда у тебя все будет – твой вожделенный домик, и садик, и все такое. Это декларировалось еще Гитлером. Так воспитали Функа и тех, кто идет ему на смену. С этим мы должны считаться. Вот почему мы, прежде чем сбивать таких ракетным выстрелом, высылаем навстречу истребитель: "Подумай и садись, так будет лучше для нас и для тебя. Ну, а если уж тебе охота погибать за прибыли твоих хозяев, тогда не взыщи".

– А я бы и не пробовал сажать… – Андрей с досадой ударил ладонью по столу. – И подумать, что за такую падаль я…

– Не чуди, – сказал генерал. – И вообще тебе пока еще не велено волноваться. Давай-ка отложим эти разговоры.

– Куда же откладывать? Ведь не сегодня-завтра ты уезжаешь свидетелем. Вы сделаете свое дело – будете судить Хойхлера. А ведь народы могут осуществить правосудие только благодаря тем четырем…

– Тут уж твои "четверо" ни при чем! – возразил генерал. – Если бы миллионы глаз не заглядывали во все щели, куда Хойхлер пытался забиться, он никогда и не предстал бы перед трибуналом.

– Найти, выследить, показать, выдать суду – это все-таки детали, а ведь главное – показать преступника.

– Может быть, конечно, Галич и… – было согласился уже генерал, но Андрей перебил его:

– И Галич, и Барнс, и Грили… их тени ведут вас за стол трибунала. Это они, мертвые, будут главными свидетелями на процессе. А Хойхлера надо повесить. На той же веревке, которая служила Кейтелю и Риббентропу.

– Откуда такая кровожадность? – удивился генерал.

– Западные немцы должны быть наказаны.

– При чем тут немцы в целом?

– При том, что не умеют держать в узде таких, как Хойхлер. Уж за то одно – в угол, носом! И это вы сделаете благодаря тем четырем, – Андрей показал на сложенные вместе кусочки картинки. – Весь мир, все честные люди на свете встанут, когда эти четыре тени войдут в зал трибунала.

Желая перевести разговор, генерал с наигранным оживлением сказал:

– Сегодня мать собрала народ отпраздновать событие… Женщин хлебом не корми – дай устроить сватовство: женит Вадима.

– Вадима?

– Сегодня он расписывается с этой вашей… Серафимой.

Андрей отцовским движением быстро потер висок.

– Действительно, событие. Вадим и… Серафима! Только я не выйду.

– Андрюша!

– Не к чему, папа… Да мне еще и трудно – сразу гости…

– Никого же не будет – свои все.

– Знаю я это мамино "свои" – сто человек. Один другого неинтересней.

– Будет твой бывший комдив…

– Ивашин! – обрадовался Андрей. – Это другое дело!

– По-моему, он уже и пришел: я слышу, Вера там кого-то усиленно занимает.

В кабинете Андрей увидел Веру, беседующую с Ивашиным. В сторонке сидели два офицера. Один из них был Семенов; другой – стройный молодой брюнет кавказского типа – был Андрею незнаком. Ивашин бросился навстречу Андрею, обнял и трижды поцеловал; отодвинулся на вытянутую руку, оглядел с ног до головы и снова поцеловал.