Лагуна Ностра - Доминика Мюллер Страница 29

После недолгого положенного в таких случаях ломанья Илона Месснер поведала нам, что время от времени исполняла роль «интерфейса» между «Алисотрувеном» и приемными семьями найденышей, но тут ее перебил Игорь, для которого слово «интерфейс», как он сказал, ассоциируется с холодными компьютерными технологиями. Возможно, Илона хочет сказать, что в местном масштабе является проводницей, неким передаточным звеном, в чьи задачи входит превращать маленьких нелегалов в удачные приобретения, в живые безделушки с этикеткой «Сделано в Венеции» — вроде нашего Виви или того мальчугана, с которым она приходила к Корво? Илона никак не могла взять в толк — ну то есть абсолютно, — о чем он толкует. Ее работа — забрать детей из деревни, где-то под Вероной, где они живут, отвезти заказчикам (те живут по всему региону), проследить, чтобы их хорошо приняли. Малыш, с которым мы видели ее у Корво, был как раз из таких, она заглянула к профессору по пути, потому что тот любит напутствовать своих «крестников», отправляющихся навстречу новой жизни, угостить их конфетами. Этим ее функции и ограничивались, — в сущности, это работа соцработника, ну разве что она вкладывала в нее чуть больше души, чем профессионалы.

Состроив самую очаровательную из своих гримас — гримасу обиженного ребенка, Борис возразил ей, что столь трогательный рассказ может не понравиться комиссару. Ведь, в сущности, Илона не совершила ничего предосудительного, ничего такого, на предмет чего ей стоило бы подстраховаться. У раскаявшихся мафиози есть трупы и убийцы, с помощью которых они могут себе что-то выторговать, у нее же нет ничего, никакой разменной монеты, если, конечно, по рассеянности она не упустила две-три детали. К деталям часто относятся пренебрежительно, но именно они проливают свет на всю картину, наделяют ее смыслом или же в корне его меняют. Чтобы убедиться в этом, Илоне достаточно пройти еще несколько залов и постоять перед «Венецианскими дамами» Карпаччо. Долгое время в них видели усталых куртизанок, сидящих на балконе в ожидании клиентов, пока острый взгляд архитектора Бузири Вичи ^[51], того самого, что так потрудился на Кампо-Марцио в Риме, не разглядел в них нечто совсем иное. В левом нижнем углу некой охотничьей сцены, действие которой происходит на Лагуне, его внимание привлекла странная деталь. Обрезанная нижним краем картины лилия никак не могла расти из воды. Мало-помалу возникла мысль соединить этот цветок с вазой с картины из Музея Коррер, и оказалось, что полотна идеально совпадают, образуя единую композицию, которая тут же обрела иной смысл, поскольку стало ясно, что это — иллюстрация к прологу «Декамерона». Женщины, «связанные волею, капризами, приказаниями отцов, матерей, братьев и мужей, большую часть времени проводят в тесной замкнутости своих покоев, и, сидя почти без дела, желая и не желая в одно и то же время, питают различные мысли», и так далее, и тому подобное, точно не помню, с кокетливой скромностью сказал Борис. Главное — эта деталь, без которой «Дамы» так и оставались бы до сих пор куртизанками с разрезанной надвое историей. Кстати, по поводу разрезания надвое: что Илона думает о подозрении, которое висит на Энвере?

Подобно женщинам Боккаччо, она отдалась на его волю, готовая покориться тому, кто видит ее насквозь. Энвер-то и был причиной всех неприятностей, связанных с ее новорожденным интернет-сайтом. Он придумал вдобавок к обычным услугам разместить на сайте еще нечто, и, откровенно говоря, нечто забавное. В то время Энвер торговал иконами. Нельзя сказать, чтобы им было все время легко, но они были счастливы, собирались пожениться, и она ничего не боялась. Потом явился Микеле Корво в образе Спасителя, грузовиками скупая богородиц. Они сблизились с Энвером — на почве любви к родной стране, к искусству и к прибыльным делишкам. И если Корво помог Илоне выпутаться из неприятностей, то только ради того, чтобы избавить от них своего друга, компаньона, а может, даже и любовника, — иногда ей казалось, что это так. И если Корво вытащил Энвера из тюрьмы, то, конечно же, ради того, чтобы забавная добавка с интернет-сайта никому не доставила неприятностей, в случае если подозреваемый вдруг заговорит о ней под нажимом полиции, которая совершенно не понимает шуток. Познакомившись с профессором, Энвер больше с ним не расставался, а ее, Илону, бросил окончательно. Вот такие они, эти мужчины. Микеле Корво взял дело в свои руки. Его стараниями и стараниями его адвоката сайт стал безукоризненным. Он поселил Илону в Вероне, в прекрасной квартире с балконом, выходящим на амфитеатр. Он расширил ее сеть эскорт-услуг, все шло хорошо, хотя временами воспоминания о днях, проведенных рядом с Энвером, об их венецианской квартирке, прямо напротив статуи Коллеоне на площади Сан-Джованни-э-Паоло, по которой прогуливались милые старушки и всегда с ней здоровались, наводили на нее тоску. В Вероне она смирилась наконец со своим благоустроенным одиночеством и сутками просиживала за компьютером, занятая виртуальным общением на своем сайте. Она не жаловалась, и, когда Корво предложил ей (или навязал, если Игорю так больше нравится) эту работу — сопровождать детей, даже обрадовалась возможности где-то бывать, путешествовать, общаться с живыми, настоящими людьми, а не только с девицами и клиентами в Сети. Благодаря этим вылазкам она изредка виделась с Энвером — как со старым другом, с которым приятно с улыбкой вспомнить прошлое, которого не вернешь. Все испортилось с приездом англичанина. Как это уже было с адвокатом профессора, очаровательным господином, бывший возлюбленный попросил ее постараться угодить этому Волси-Бёрнсу, чего бы тот ни пожелал. Она согласилась, радуясь, что Энвер вспомнил о ее талантах. Но тот человек оказался мерзким типом, и Илона отказалась встречаться с ним во второй раз. Тогда ей дали понять, что у нее нет выбора, если, конечно, она не хочет возврата к старым неприятностям, и она готова была уже повиноваться, но тут прочитала, что Волси-Бёрнса нашли «убитым в газете», сказала Илона, как будто, заменив кровь на типографскую краску, она желала преуменьшить ужас этого убийства.

Потом Энвера арестовали, и ее охватил страх, необъяснимый, безотчетный, усиливавшийся с каждым днем. Когда ее вызвали в полицию, Корво сказал ей, как она должна отвечать на вопросы комиссара. Откровенно говоря, у Илоны создалось впечатление, что если Энвер и совершил какую-то глупость, то он тоже действовал по указке профессора, — он же бегал за ним как собачонка! В душе-то Энвер хороший, добрый, он лечит голубей с поломанными крыльями, помогает старушкам взобраться на вапоретто и все такое. Больше Илона ничего не знала — ни об убийстве, ни об убийце. Но ее по-прежнему мучил страх, необъяснимый и безотчетный, который мешал ей дышать, мешал жить. Она потому и искала защиты у комиссара — чтобы избавиться от этого страха. Она обо всем нам рассказала, обо всем, что ей было известно, и теперь и правда не знает, что могла бы сказать ему еще. Наверно, это была глупость с ее стороны, что она вот так нам все выложила, но мы показались ей такими симпатичными, мы так по-доброму на нее смотрели, что она даже не подумала, что ей лучше помолчать, и так все это глупо, так глупо…