Неоновый дождь - Джеймс Ли Берк Страница 29

— Хочу предложить тебе занимательное чтение, — сказал я. — Сходи-ка в отдел некрологов «Пикаюн» и прочти заметки о том, что случается с теми, кто пришивает новоорлеанских копов. Проведешь целый час не лучшим образом, но получишь хороший урок.

Он улыбнулся, как будто его это все очень развлекало, и снова принялся за гамбургер, в ожидании поглядывая на заднюю дверь. Через пять минут в нее ввалился Бобби Джо Старкуэзер с бумажным пакетом под мышкой. Его футболка и синие джинсы насквозь промокли от дождя, и мускулы проступали через мокрую одежду, как клубок змей.

— Я купил. Давай прикончим сосунка побыстрее и выкинем на дорогу, — сказал он. — Ты принес мне гамбургер?

— Я подумал, ты не захочешь холодный, — ответил Мерфи.

— Работать с тобой, Мерфи, — одно удовольствие, — процедил Старкуэзер.

— Хочешь мой? — тихо спросил Мерфи.

— У меня нет прививки от бешенства.

— Как угодно, впредь избавь нас от своего недовольства.

— Послушай, Мерфи, я ходил за выпивкой, за которую ты мне должен двенадцать долларов, с меня вода даже между ног течет, так я промок, пока вы тут сидели в сухости, облизывая жирные пальцы. Не надо меня дразнить.

Мерфи молча жевал, уставившись в никуда. Старкуэзер вытер лицо и руки, зажег сигарету и, захлопнув крышку зажигалки, большим пальцем запихнул ее в карман для часов. Потом выпустил дым, не вынимая сигареты изо рта, и вытащил из пакета бутылку виски в одну пятую галлона, упаковку из шести банок пива «Джакс», несколько пузырьков с пилюлями и медицинскую склянку из коричневого стекла и поставил все на стол. Потом он пошарил на верстаке и нашел резиновую воронку и стеклянную банку, полную ржавых гвоздей. Он вытряхнул гвозди прямо на верстак и вернулся к столу с банкой и воронкой. Его бритая голова напоминала знак вопроса.

— Тебе следовало появиться здесь раньше, — сказал он. — Нам удалось вытянуть из твоего друга по-настоящему высокие звуки. Помнишь, как говорили во Вьетнаме: «Позвони Чарли по телефону, и он всегда ответит».

Он налил в стеклянную банку пиво, виски и жидкость из коричневой склянки, потом бросил туда пилюли, завернул крышку и взболтал, как будто готовил мартини. На кончике его сигареты повисла слюна, и он с шумом втянул воздух.

— Вот ужас будет, если мы узнаем, что ты такой никудышный пропойца, что не сможешь переварить выпитое, — сказал он.

— Я в неделю больше выпиваю, чем ты за всю свою жизнь, гад, — ответил я.

— Спорим, что нет. У меня первая жена была алкоголичкой, — сказал он. — Она могла что угодно сделать ради выпивки. Однажды она придушила водителя такси ради кварты пива. Я узнал об этом, срезал прут толщиной, что мой палец, и хорошенько прошелся ей по спине. А потом отобрал деньги и одежду и запер ее в спальне. Так она весь тоник для волос выпила! Ну а потом ее забрали в дурдом в Монтгомери.

— Неважно, что здесь произойдет вечером. У меня есть несколько друзей, которые быстро остудят твой пыл, Старкуэзер, — сказал я.

— Может, и так, может, и так. Но пока что я приготовил для тебя мечту алкоголика. Когда эти бездельники тебя хорошенько отметелят, я раскрою тебе пасть плоскогубцами, и ты уже не отвертишься. Касторовое масло — это только для разогрева, чтобы ты вспомнил кутеж трехдневной давности, когда ты блевал собственными потрохами. Если будешь хорошим мальчиком, мы позволим тебе сесть и выпить это самому.

— Начни с этого, — предложил Мерфи.

— Хоть ненадолго прекрати указания раздавать, Мерфи, — ответил Старкуэзер. — Весь этот беспорядок по большей части из-за тебя. Надо было вырубить этих ребят еще в первый раз, когда они попались нам на глаза. А тебе обязательно нужно было проводить разведоперацию, чтобы произвести впечатление.

— Почему-то ты в любых ситуациях никогда не разочаровываешь нас, — сказал Мерфи.

— Ты хорошо устроился: позволяешь другим выносить за собой горшок, после того как справил в него нужду. Может, следует делать кое-какую грязную работенку и самому? Тебе следовало быть в той индейской деревне, когда в нее ворвались и всех жителей вытащили из их хибар. Парк развлечений светился всеми огнями. А у тебя, скорее всего, кишка тонка оказалась.

— Дело не в храбрости, приятель, — возразил Мерфи. На подбородке в щетине у него застряли хлебные крошки. — Просто люди делятся на наречия и существительные.

— Вот было бы развлечение посмотреть, как ты горбатишься.

— Можешь мне не верить, но в заливе Свиней и в Дьеи-Бьен-Фу я играл роль хоть и малой, но исторической важности. А в другой раз это было примерно в то время, когда ты только пытался понять разницу между яичниками своей матери и горшком овсянки.

— Богатая биография, Мерфи. Если бы ты побывал еще и на Омаха-Бич, мы бы сегодня все по-немецки говорили.

Эрик, малыш израильтянин, захихикал, а никарагуанец завертел головой, не поняв шутки.

— Идиоты, у него запястья уже горят от наручников, — прошипел Мерфи.

— Разведчик всегда разведчик, — сказал Старкуэзер.

— Заткнись и делай свою работу, Старкуэзер. Лейтенант способен думать всего лишь одной мозговой клеткой и перехитрить тебя. Если сегодня будешь увиливать от своих обязанностей или еще раз откроешь варежку... — не закончив, он шумно выдохнул через нос. — Я сейчас заведу сюда его машину. Перевяжи этот сверток, — сказал он. — Поговорим потом.

— Слушай, что говорит босс, — сказал мне Старкуэзер. — Пора приступать к работе, получать то, что нам причитается, добраться до этого жиртреста и перетащить вон того тюфяка. Всего хорошего, вонючка!

Они затолкали носик резиновой воронки мне глубоко в рот. От этого я закашлялся, на глаза навернулись слезы, а грудь конвульсивно задергалась под их руками. Потом, зажав мне нос, они влили в меня смесь из пива, касторового масла, виски и пилюль. Резкий вкус неразбавленного алкоголя после четырех лет воздержания произвел в моем организме эффект ужасного раската грома. Желудок был пуст, и это пойло, разлившись пьяным теплом, тяжело опустилось в мошонку, с грохотом заполнило мозг и сердце прогорклой первобытной жидкостью — напитком пирующего, смертельно раненного викинга.

Свет в моем сознании погас, и через несколько минут я вновь попал в мой мир алкоголика — мир ночных баров, таксистов, провожающих меня до двери на рассвете, мир белой горячки, от которой я весь покрывался липким потом, а мой дом наполнялся пауками и призраками убитых вьетнамцев. В голове зазвенело, как будто там разбилась пивная бутылка, и я увидел, словно со стороны, как меня выталкивают взашей из винного бара через черный ход, как искажается презрительной гримасой лицо вышибалы, пока он запихивает меня в мой автомобиль и бросает вслед мою шляпу, вспомнил себя, исходящего рвотой в общественном туалете, почувствовал прикосновение рук сутенера и проститутки, выворачивающих карманы моих брюк.

А затем произошла странная вещь. Большая часть моих снов о Вьетнаме были кошмарами, и я в одночасье стал бояться спать. Еще до того как я стал настоящим алкоголиком, я перед сном выпивал не меньше трех бутылок пива, только тогда мне удавалось проспать до утра. Но сейчас кто-то нес меня под теплым дождем, и я знал, что снова оказался в заботливых руках товарищей по взводу, бежавших сквозь заросли джунглей. В темноте под ногами слышалось хлюпанье. Я был скорее зрителем, чем участником этого пробега, и видел себя в сиянии цвета кобальта, по телу от электрических разрядов бежали мурашки, душа освещала деревья, как огромная свечка.