Закон постоянного невезения - Иоанна Хмелевская Страница 28

Ножом и с близкого расстояния — исключено, разного вида единоборствами он владел в совершенстве.

Яд отпадает, он ел и пил исключительно своё. Из чужих рук он бы и куска не взял, точь-в-точь хорошо выдрессированный пёс. Что-то ему на башку сбросить… тоже нет, у него была реакция летучей мыши…

Только огнестрельное оружие, причём с большого расстояния, со всем остальным он бы справился.

— А вы умеете стрелять?

— В общем-то умею. Но разбирать эти штуки по частям, заряжать, взводить, чистить — это уж нет.

Тут, как с автомобилем — ты ездишь, а сервис ухаживает за машиной. Так что кому-то пришлось бы это за меня сделать.

— А вы пробовали?

— Нет. То есть да, один раз попыталась переломить двустволку, а ещё раз — вытащить что-то там с патронами из пистолета…

— Не из револьвера?

— Нет, у револьвера — барабан, а пистолет — плоский, это же каждый ребёнок знает. Царские офицеры крутили барабан, когда играли в свою самоубийственную рулетку, да и в кино у всех ковбоев всегда были револьверы, если я правильно помню. Не знаю, кто и когда придумал пистолет с… вспомнила, обойма! Это называется обойма. Я попыталась, но все это так ужасно тяжело ходит, а у меня нет столько силы в пальцах, так что на первой же попытке все и закончилось.

— А откуда вы взяли оружие?

— Ниоткуда не брала, мне его сунули в руку.

— Кто сунул?

Ничего не поделаешь, не могла же я им соврать, все это в общем-то вполне можно проверить, пришлось говорить правду.

— Доминик, — призналась я с мрачной неохотой.

— Когда?

— Откуда я знаю? Давно. Сейчас, дайте подумать…

Лет девять тому назад.

— Где?

— Что где?

— Где это всовывание произошло?

— Где-то в Тухольских Борах, на какой-то полянке, которую я бы ни за что на свете не нашла. Что-то там стояло, какой-то сараи или овин, и в этот овин я и стреляла.

— А откуда пан Доминик взял оружие?

— Вынул из машины. Целый арсенал.

Все стали разглядывать меня ещё более напряжённо.

— Что именно он вынул? — заинтересовался майор.

— Ну тут вы от меня точного ответа не дождётесь, — вежливо предупредила я его. — Разные вещи.

Двустволку я опознала по двум стволам, а остального просто не помню, я даже и не пыталась во всем этом разобраться.

— Но длинноствольное оружие от короткоствольного вы отличите?

— Если они заметно различаются, то да. Но я иногда видела в кино нечто среднее, не длинное и не короткое, так в этом я не секу.

— А он какие вынул?

— Больше длинных, чем коротких, а всего их там штук шесть было. Но даже если бы вы мне все это показали на фотографиях или вообще живьём, я бы тоже не была уверена. Во всяком случае, все это стреляло.

— А у него было на них разрешение?

— Он говорил, что есть. И думаю, что говорил правду, потому что если бы у него разрешения не было, он бы не стал возить все это в машине и показывать бабам. Он всегда старательно избегал выносить на публику какие-либо нелегальные вещи.

— А сколько раз вы стреляли из его оружия после этого?

— Ни разу. Больше никогда.

— А из чего стреляли?

— Не из чего. То есть да, конечно, из чего-то такого в тире в парках аттракционов. Но тоже редко.

— Тогда откуда же вы знаете, что умеете стрелять?

— Если я попадала туда, куда хотела попасть, то, наверное, умею, да? В выбранные сучки того овина и во всякие там разные фитюльки в тирах парков.

А я всегда попадаю, благодаря чему пользуюсь большим уважением собственного сына.

— А этот, как вы его называете, арсенал был у пана Доминика до конца жизни? Он от него не избавился? Не поменял?

— А я откуда знаю? В лесной чащобе не выбросил, это точно. А после этого я его никогда больше не видела. Да и он ничего на эту тему не говорил, поэтому я понятия не имею.

Майор наконец-то отцепился от огнестрельного оружия и перешёл к другой теме, по крайней мере, мне так показалось.

— Когда вы в последний раз были в кабинете покойника?

В какой-то мере он застал меня врасплох, и некоторое время я просто не понимала, о чем он говорит.

— Секундочку, секундочку, не запутывайте меня.

Я так понимаю, что вы имеете в виду Доминика. В каком кабинете?

— Его. В его доме. В его личном кабинете.

— Я все ещё не могу понять, о чем вы говорите.

У него ничего такого не было.

— А что у него было?

— Двухкомнатная квартира, в одной комнате — спальня, в другой — нечто вроде гостиной. Никаких кабинетов там не было.

— Похоже, что мы говорим о разных домах. Где находились эти две комнаты? По какому адресу?

— Аллея Независимости, сто восемнадцать… Вот черт, номер квартиры не помню. Во всяком случае — на четвёртом этаже.

— И это была его единственная квартира?

— Если у него и была какая-то другая, мне о ней ничего не было известно, — помолчав, ответила я голосом, который явно свидетельствовал о моем родстве с бабушкой. По сухости я с ней почти сравнялась.

— И теперь тоже не известно?

Я не сменила тона, в нем даже начали поскрипывать бабушкины деревяшки.

— Ни о чем подобном я не знаю. После разрыва сожительства до меня доходили какие-то сплетни, вроде бы как у него было не одно жильё, но меня это не интересовало. У него могло быть сто дворцов — не моей это бабки тапки…

Я не успела прикусить себе язык.

— Что такое?!. — со смертельной обидой осведомилась бабушка.

Я чуть было не подавилась, но майор, по всей видимости, заметил моё faux pas [9], и в нем шевельнулась жалость, а, может быть, плевать ему было на наши семейные распри, и он просто не захотел прекращать свой перекрёстный допрос, в общем, он не сделал ни малейшей паузы.

— В таком случае почему вы послали ему письмо на совершенно другой адрес?

— Какое письмо?

— Обыкновенное. Нормальное письмо. На адрес Ружана, дом три, квартира шестнадцать. Посмотрите, это ведь ваше письмо?

Не известно когда он вынул из кармана довольно помятый конверт, показал написанный от руки адрес, вынул из него листок бумаги и подсунул мне под нос. Мне даже не нужно было его разглядывать, я узнала это письмо.