Дездемона умрёт в понедельник - Светлана Гончаренко Страница 28
Дездемона умрёт в понедельник - Светлана Гончаренко читать онлайн бесплатно
— Это и не рассказать нормальному человеку. Черт ее знает, — попытался ответить Андрей Андреевич. — Странная она была какая-то… Генке трудно пришлось. Он хотел, чтоб она вроде Альбины была, только свеженькая. Чтоб любила, чтоб щей тарелку налила, чтоб следила, как там у него пиджак, не в каше ли. Не знаешь чего по молодости — учись! Так нет, она все в театре торчит, домой не спешит, а мужичье вокруг нее так и вьется… Он, конечно, ее поколачивал. И Альбину бил (зря, я считаю, таких баб поискать!) — но Альбина понимала, Альбина и сама, бывало, так ему сковородником залепит, что он неделю косой ходит. Помирятся, и любовь слаще ему, косому. Татьяна — не то… Татьяна сразу за дверь — кричать, жаловаться. Все по знакомым бегала, по актерам, ночевала даже у них. Ухожу, Геннаше говорит, к такому-то от тебя… Ну, кто такое выдержит?
Кучумов задумался. Его посетили воспоминания:
— Последний раз, как она от Генки уходила, насовсем уже, ко мне прибежала. «Дядя Андрей, не могу больше с этим садистом жить», — говорит. «А зачем раньше жила?» «Любила. А теперь не люблю». «Какая еще такая любовь? — говорю. — Он тебе в отцы годится. Известно, чего вам, малявкам, от нас надо. Прилепилась, пристроилась, ну и живи». А она: «Ах, дядя Андрей, жить надо для любви. И я сто раз любить хочу — это значит сто раз жизнь прожить. Разлюблю — умираю. И снова жить начинаю, когда полюблю». Вот откуда битье Генкино! Понятно? Она, конечно, интересная была, Таня… Придумать такое! И собой симпатичная… Не поймешь, чем приманивает — и покрасивее есть, и побойчее даже, а все-таки она больше нравится. Я ведь тогда, когда она прибежала про любовь рассказывать, вполне мог с ней сойтись. Она, вроде, и готова была, руку только протяни. Но разве я подложу Генке такую свинью! Да и связываться лень стало — хлопот потом с ней не оберешься. А мне голову надо крепкую на плечах иметь.
И голова, и шея Кучумова, донельзя крепкие, поникли совсем.
— И вот теперь сволочи эти газетные пишут, что я ее на Лазурный берег возил, про махинации свои рассказывал. Да нужны ей махинации! А теперь и вовсе не нужно ничего… Почему Генка молчит, как баран? Что-то не так тут. Что? Ведь не он же это! Кто? Найди, а?
— Андрей Андреевич, — пробормотал вконец осоловевший Самоваров, — вы поймите: то, что вы слышали про меня, было стечение обстоятельств. Я не сыщик. Я наблюдатель.
— Вот! Вот! И наблюдай, наблюдай, — обрадовался Андрей Андреевич. — Может, это как раз то, что нужно.
Самоваров ступал осторожно. На ощупь. Он хватался за шершавые стены и шаг за шагом пробирался к комнате, расписанной ромашками и васильками. Его мучили совесть, сытость и неизвестность. Где сейчас Настя? Может, уехала? Ведь он бессовестно бросил ее еще днем, в театре. Он болтался Бог знает где до ночи. Она, перебивавшаяся бутербродами, чаем и макаронами, свернулась теперь где-то голодным котенком, а он набил себе брюхо икрой, лосятиной, даже каким-то ананасным мороженым и до сих пор чувствует все эти яства, неподвижно стоящие в нем на уровне горла и ноздрей. Его, как дорогую шлюху, привезли сюда на той самой неопознанной длиннющей иномарке; он полулежал в машине, ощущая в себе съеденное и лениво провожал глазами немногие тусклые огни ночного Ушуйска. Она, конечно, на него обиделась, уехала назад в Нетск — навсегда, навсегда, навсегда…
— Это ты? — донесся ее голос со стороны раскладушек, когда Самоваров наконец вполз в комнату и начал воровато расстегивать куртку.
— Я, — растроганно (она здесь!) отозвался он. — Спи, спи…
— Включи свет. Я соскучилась.
Он послушно отыскал выключатель, и они оба зажмурились. Ожили и запестрели Юрочкины цветы.
— Как ты поздно! Ты избил Кульковского?
— Нет. Лежачего не бьют, а он в койке как раз развалился. Я у Кучумова был, того, что на водке нарисован. Впрочем, это не он. Нанять меня хочет.
— Стулья делать?
— Нет. Найти убийцу актрисы Пермяковой.
Настя в своей раскладушке даже запрыгала, заскрипела пружинами и в ладоши захлопала.
— Я знала! Я знала! Я говорила! Только ты это сделаешь, ты один! Ты удивительный!
— Да, я удивительный. И слух обо мне прошел, оказывается, по всей Руси великой. Только вот зачем мне эта актриса? И этот водочный Кучум… Не хочу об этом, лучше скажи, как ты, что делала? Как сюда добралась?
— Я написала уже один эскиз для «Принцессы». И все-все придумала. Еще я посмотрела дурацкую пьесу какого-то Саймона Шипса.
— Как пьесу? Они же отменили спектакли?
— Нет, одумались. Дали благотворительный. Часть денег пойдет Тане на памятник. А играли ужасно. И муж ее играл, такой лысый — ты знаешь, что его из милиции выпустили? Да, играли ужасно, у брюнетки, такой загорелой, худой (она еще Софью в «Горе от ума» играла, только тогда была рыжая) голос невыносимо скрипучий… А потом Уксусов меня сюда привез, хотя я и сама автобус запомнила. И остановку… Нет, ты не вздумай отказываться, потому что кроме тебя этого сделать никто не сможет!
Она с гордостью взирала на его усталое, сытое лицо. Врет, врет Кульковский! Разве она его ловит? Если и ловит, то совсем не его, а воображаемого супермена, который радостно нарывается на приключения. Супермен разве не клюнул бы на кучумовские посулы?
— Хорошо, туши свет! Я соскучилась…
В тот бесконечно краткий миг, когда огненный волосок лампочки потускнел и истаял, а темнота, сплошная, как слепота, еще не закрыла открытые глаза, он увидел, что Настя снимает свою рубашку с атласным бантиком. Тонкие руки, вся тонкая. Считается, что он на ней женат.
Тотчас же вовне загрохотали чьи-то гигантские заплетающиеся ноги, кто-то заметался по коридору и наконец забарабанил в их дверь.
— Чертова квартира, — прошипел Самоваров. — Ни одной ночи спокойной. Опять кто-то выпить хочет. Войдите!
В комнату в очередной раз ввалился Юрочка Уксусов. Сегодня на лице его не было никакой улыбки. Он был с перекошенным ртом и всклокочен, как никогда.
— Там, там… — залепетал он, хватая воздух и не умея справиться с языком.
— Говорите же толком! — недовольно сказал Самоваров из кольца обнимающих Настиных голых рук. — Подумайте, а потом скажите. Что случилось?
Юрочка бессмысленно уставился на Самоварова и Настю. Раскладушка под ними провисла, как авоська. Юрочка наконец отдышался и смог проговорить:
— Там! Кыштымов… в ванной. Он, кажется, мертвый. Мы «скорую» вызвали, а она не едет…
Он страдальчески всхлипнул.
— Что? В нашей ванной? — вскочил Самоваров.
— Нет… Не у нас. В восьмой квартире, у себя. Это в соседнем подъезде…
Кучумовские яства содрогнулись в Самоварове. Боже, никогда эта ночь не кончится!
— Понимаете, мы у него сидели. Выпили, конечно, но немного… Совсем немного, — лепетал Юрочка. Они с Самоваровым уже спускались по лестнице, к нему вернулся дар речи, он подскакивал вокруг Самоварова и говорил без умолку. — Немного так выпили, сидим, а он, Ленька, какой-то дурной… Допустим, согласен, он и всегда дурной, но тут особенно… беспокойный такой! Все выбегал куда-то. И вот вышел… Мы ничего, сидим. Мало ли куда надо человеку?.. Нет и нет его. Мишка выглянул: в ванной свет. Мы ничего… Еще если б он в нашей ванной — тогда да, тогда б мы беспокоиться начали, ведь он в нашей ванне жабу видел… А в своей вроде нет! Или думал, что она по трубам может?..
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии