Поющие кости. Тайны Д'Эрбле - Ричард Остин Фримен Страница 28

Вскоре впереди показался вытянутый силуэт маяка на винтовых сваях, пламенеющий в лучах послеполуденного солнца. Подплыв ближе, мы различили слово «Гедлер», написанное огромными белыми буквами, и двоих мужчин на галерее, которые разглядывали нас в подзорную трубу.

– Вы туда надолго, сэр? – спросил у капитана Грампаса шкипер. – Нам ведь надо еще установить буй и забрать с северо-восточной мели старый.

– Тогда лучше оставьте нас на маяке, а когда закончите с буями, заберете на обратном пути. Я не знаю, сколько времени мы там пробудем.

Судно подошло к маяку, с него спустили шлюпку, и пара крепких матросских рук доставила нас на место.

– Сейчас замажете свои городские костюмчики, – заметил капитан, сам одетый с иголочки. – Всю грязь оботрете боками.

Мы посмотрели на металлические конструкции. Отлив обнажил сваи и лестницу, облепленные водорослями, морскими желудями и трубочками известковых червей. Однако мы были не столь неуклюжи, как думал капитан, и без труда последовали за ним вверх по скользкой лестнице. Торндайк крепко прижимал к себе зеленый чемоданчик, с которым не желал расставаться ни на минуту.

– Мы с этими джентльменами прибыли сюда в связи с гибелью смотрителя Джеймса Брауна, – объявил капитан, когда мы добрались до галереи. – Кто из вас Джефрис?

– Я, сэр, – ответил высокий плотный мужчина с квадратной челюстью и нависшими бровями. Левая рука у него была перевязана.

– Что приключилось с вашей рукой? – спросил капитан.

– Порезался, когда чистил картошку. Так, пустяки, сэр.

– Вот что, Джефрис. Тело Брауна нашли на берегу, и я бы хотел задать вам несколько вопросов. Будете выступать в качестве свидетеля, так что рассказывайте все, что знаете.

Мы вошли в комнату и расположились за столом. Капитан раскрыл массивную записную книжку, а Торндайк пытливым взглядом окинул комнату, словно делая мысленную опись всего, что там находилось. Рассказ Джефриса не добавил ничего нового. Он видел, как к маяку приближалась лодка с сидящим в ней мужчиной. Потом опустился туман, и лодка исчезла из виду. Он включил туманный гонг и стал наблюдать за морем, но она больше не появилась. Это все, что он знал. По его предположению, лодка прошла мимо маяка и была отнесена в море отливом, который как раз набирал силу.

– В котором часу вы последний раз видели лодку? – спросил Торндайк.

– Около половины восьмого.

– Кто там сидел? – задал вопрос капитан.

– Не знаю, сэр. Он греб спиной ко мне.

– У него с собой имелись сумка или сундучок? – продолжал допытываться Торндайк.

– Да, сундучок был. Маленький такой, зеленый и с веревочными ручками.

– Перевязанный веревкой?

– Да, один раз, чтобы не открывалась крышка.

– Где он лежал?

– На корме, сэр.

– Как далеко находилась лодка, когда вы видели ее в последний раз?

– В полумиле от маяка.

– В полумиле? – воскликнул капитан. – Как же, черт побери, вы могли разглядеть какой-то там сундучок?

Смотритель покраснел и подозрительно покосился на Торндайка.

– У меня была подзорная труба, сэр, – хмуро пояснил он.

– Понятно. Достаточно, Джефрис. Вам придется прийти на допрос. Скажите Смиту, что я хочу с ним поговорить.

Мы с Торндайком подвинули стулья к окну, выходившему на море. Но не море и проплывающие суда привлекли внимание моего коллеги. На стене рядом с окном висела вырезанная из дерева полка с трубками. Торндайк увидел ее, когда мы входили в комнату, и временами с интересом рассматривал.

– Похоже, вы все тут заядлые курильщики, – заметил он, обращаясь к смотрителю Смиту, когда капитан закончил инструктировать сменщика.

– Да, сэр, что скрывать, любим побаловаться табачком. Живем затворниками, а табак здесь дешево обходится.

– Почему?

– Да нам его подвозят. Когда мимо идут какие-нибудь иностранцы, особенно голландцы, они подбрасывают нам плитку-другую. Мы же не на берегу, значит, пошлину платить не надо.

– Значит, в табачные лавки вы не ходите? И рассыпной табак не покупаете?

– Нет, сэр. Он плохо хранится. У нас здесь все твердое – и сухари, и табак.

– Я вижу, тут, как полагается, полка для трубок.

– Да, это я смастерил ее в свободное время. Чтобы трубки везде не валялись, да и на кубрик было похоже.

– Кто-то, видно, не слишком часто курит, – заметил Торндайк, указывая на одну из трубок, покрытую зеленой плесенью.

– Да, это трубка Парсонса, моего приятеля. Должно быть, он забыл ее, когда уезжал месяц назад. Здесь сыро, и трубки быстро плесневеют.

– А как скоро трубка покрывается плесенью, если ее не трогать?

– Зависит от погоды. Когда тепло и сыро, то через неделю. Вот трубка Барнета, того парня, что сломал ногу – на ней уже появились пятна, а ведь и трех дней не прошло, как он смотался отсюда.

– А другие трубки тоже ваши?

– Нет, сэр. Моя только одна. Там с краю трубка Джефриса, и та, что посередине, тоже, видно, его, только я ее раньше не видел.

– Вы прямо спец по трубкам, – заметил вошедший в комнату капитан. – Похоже, вы этим вопросом занимались всерьез.

– Всерьез я занимался только человеческой личностью, – объяснил Торндайк, когда смотритель ушел, – а также предметами, которые несут ее отпечаток. Трубка – это нечто очень личное. Посмотрите на полку. У каждой трубки свои особенности, которые в какой-то мере отражают привычки ее владельца. Возьмем, к примеру, трубку Джефриса, ту, которая с края. Мундштук у нее почти прокушен насквозь, табачная камера исцарапана и изрезана, а ее края разбиты и имеют сколы. Все это говорит о грубой силе и небрежном обращении. Он жует мундштук, когда курит, кое-как чистит трубку и слишком сильно ею стучит, когда выколачивает золу. И этот человек точно соответствует своей трубке: сильный, с квадратной челюстью и довольно буйного нрава.

– Да, Джефрис крепкий орешек, – согласился капитан.

– А вот трубка Смита. Табачная камера полна золы, края ее обгорели. Ее владелец любит поговорить и часто вынимает трубку изо рта, а потом раскуривает заново. Но меня прежде всего интересует та, которая посередине.

– Смит ведь сказал, что она тоже принадлежит Джефрису? – уточнил я.

– Да, но, должно быть, ошибся. Прежде всего на мундштуке нет отметин от зубов, хотя трубка старая и ничуть не похожа на трубку Джефриса. Края чаши не повреждены, значит, с ней обращались с осторожностью. Серебряный поясок совсем почернел, а поясок на трубке Джефриса блестит, как новенький.

– Я даже не заметил, что там есть поясок, – вставил капитан. – А почему он так почернел?

Взяв трубку с полки, Торндайк внимательно к ней присмотрелся.