Приключения в дебрях Золотой тайги - Станис Фаб Страница 28

Интересно, что все мы знаем: правда где-то посередине. Но отчего же человека всегда тянет к крайностям? Счастливы люди, которых от крайностей отвращает вера. Счастливы те, которые обладают набором славных качеств: умением слушать и наставлять, талантом проецировать добрые помыслы. Отчего-то эти качества так мало ценились в миру. Возможно, потому что большинство не видело в том сиюминутной выгоды.

Большинство уважает за силу и смелость, любит за подвиги, смущает славой, богатствами и поклонением. А вот полюбить тебя за то, что ты просто есть, могут редкие люди, по пальцам пересчитать.

Чтобы добиться всеобщей любви или уважения, нужно показать, на что ты способен, привлечь внимание, затем доказать, что твои достижения не случайны, что ты и есть тот самый, который достоин уважения и любви. И так всю жизнь – движение, борение, приобретение.

Иногда в полной тишине, при отсутствии суеты и долгов, вдруг оглядываешься назад и видишь колею пройденного пути. И вдруг неожиданно понимаешь, что с этой минуты ты не боишься и веришь в будущее. Возникает какая-то легкость, все, прежде непонятное и недоступное, становится ближе и яснее, встает на свои места. Ах, кабы именно с этого начинать свою жизнь! Ну а до тех пор, пока не посетит нас счастливое озарение, что творим – не ведаем, что говорим – не слышим.

Все по краю, все ближе к нему, все дальше от середины…

* * *

Пока наши путешественники отдыхали, недалеко от Кежмы на пустынный берег высадились несколько человек. Они приплыли на большой лодке.

Если бы сторонний наблюдатель оценивал ту осторожность и внимательность, с какими они осматривали берег и его окрестности, если бы слышал негромкий разговор, состоящий из острых коротких реплик, если бы видел их повадки, то непременно бы сделал несколько прелюбопытнейших выводов. Во-первых, что они неспроста высадились именно здесь, на пустынном ангарском берегу, вдали от людей и жилья. Во-вторых, что человек с черной бородой хромает, имея ранение в ногу; при этом он опирается на трость, набалдашник которой своим блеском и желтизной напоминает золото. Чувствовалось, что бородач был в этой компании главным. В-третьих, что высадились эти люди на берег налегке – ни сетей, ни охотничьей амуниции при них не было. Пара нехитрых удочек да бредень – вот и все хозяйство, а значит, высадились не для промысла. Для чего же тогда?

Пока остальные на скорую руку обустраивали стоянку на берегу, бородач, опираясь на свою трость, обошел место лагеря, дошел до прибрежного лесочка, осмотрел его. Вернувшись, забрался на корму лодки и так просидел до ужина. Когда над жарко пылающим костром появились котелок и тренога с чайником, он сошел на берег.

Какой-нибудь путешественник, услышав разговор у костра, подумал бы, что эти люди странно ведут свою беседу. Частенько из их уст слетали грубые, вульгарные слова, окрики. А вот если бы слушал их житель ленских или витимских берегов, человек из Киренска или Бодайбо, то без всякого труда опознал бы ту самую «летучку-кобылку», от которой так страдал местный люд.

Бородача звали Барбудой. Так могли звать капитана пиратской яхты где-нибудь в Индийском океане, героя романа Жюля Верна или Майн Рида. Экзотическая бесшабашная кличка не вязалась с тяжелой судьбой этого человека, которая вызывала сочувствие даже у подельников Барбуды, ибо в детстве лишился материнской ласки и заботы, бродяжничал, подростком работал в служках и бывал бит до полусмерти, кочевал по разным хозяевам в поисках сносного места.

Жизнь Барбуды в последние годы представляла последовательную и вполне закономерную цепь событий: он грабил, его ловили, сажали в тюрьму, из которой он бежал самым немыслимым образом, снова грабил… Этот замкнутый круг привел к тому, что в определенных кругах Барбуда стал личностью известной и, можно сказать, легендарной.

Среди тех, кто высадился на берегу, был смуглый черноволосый человек. Если бы увидел его Степан Катаев, то непременно узнал бы в нем того самого юркого, верткого драчуна с острова.

Быстро добыть из реки рыбу, выследить зверя, поставить шалаш, в момент развести огонь мог Дженкоуль, рожденный в лесном племени, среди людей, для которых тайга – часть их сердца.

Напротив Дженкоуля у костра сидел еще один знакомый Степану человек – здоровяк Никола, с которым дрался на острове маленький тунгус. С Николой главным образом и общался Барбуда.

После ужина, когда все легли спать, эти двое задержались у тлеющих углей для секретного разговора.

– Надобно в саму экспедицию Катаева попасть, ох как надо, Никола!

– Ума не приложу, Барбуда, как изловчиться. Положим, наш тунгус им по-всякому подойдет. А своего-то проводника они куда денут? Второй им совсем без надобности.

– От катаевского проводника избавиться надо, только тихо, без шума и греха. Подкупи проводника, напугай. На край, маленько обними.

Барбуда даже хрюкнул от удовольствия, представив объятия Николы.

– Денег дай ему. Думаю, деньгами все решится. Если надо, много дай. Пусть только сам исчезнет. Где Катаев найдет нового проводника, да так скоро? Из местных вряд ли – скоро сезон охоты и боя красной рыбы. В эту пору никто не захочет от артели отбиться. Так что твой Дженкоуль объявится в самый раз. Очень нам нужны глаза и уши в экспедиции Катаева.

Как только найдет он Золотую Землю – нам сразу доложит. Дальше мои люди начнут участки столбить, будут наготове. Семен Черный приказал в этот раз все сделать без пальбы и разборок. Совсем атаман, прости Господи, помешался. Твердит одно по одному: хочу, чтобы с этим делом все было по закону, чтобы не докопались, чтобы комар носу не подточил. В купцы, что ль, собрался?

– Вам, атаманам, виднее. Наше дело – исполнять. Хотя, конечно, Барбуда, желание странное. Уж больно это не похоже на Семена…

– Что у Семена в голове – он один знает… Но ты в точку попал: твое дело – исполнять. А тунгус твой случаем не кинет нас?

– Я его в свое время почти что спас. Так что за ним должок. А лесные люди шибко совестливые. Слышь, Барбуда, я о тебе много чего слышал. Имя у тебя чудное какое, не здешнее. Откуда такое?

Барбуда хмыкнул.

– Любопытство не порок, а метод познания, как говаривал один мой сокамерник по пересылке. Башковитый был человек, адвокат. На подлоге попался… А имечко-то прилепилось, это точно. Давняя история. Но если интересно, слушай.

Родился я на Витиме, на Тихо-Задонском прииске. Видишь, выходит, прямо на Золотой Земле. Про отца ничего не знаю, мамка не говорила и не вспоминала. Таких, как я, по приискам много было. Сезонные свадьбы игрались быстренько, а как наступала осень и начинали разъезжаться старатели и рабочие, так эти приисковые семьи рушились. И так повторялось каждый сезон.

Мать моя родом из Семипалатинска, из старой русской пограничной крепости, что стоит за Барнаулом и Бийском в казахской степи. Она тоже сирота, одна-одинешенька, как перекати-поле мыкалась по людям. Кому стирала, кому готовила, у кого с ребенком нянчилась… Все мать умела, все могла. А как подросла и выросла, открылась в ней красавица-раскрасавица.