Темные тайны - Микаэль Юрт Страница 28

Торкель понимал ее настойчивость, ее убежденность. Он наблюдал то, что уже многократно видел раньше. Жажду, причем не только раскрытия преступления, но и понимания. Мучитель сына переходит грань. Это понятно. Постигаемо. Это снова сделало бы реальность чуть более реальной. Он знал, что их разговор дальше не продвинется, и, положив руку Лене на плечо, стал бережно, едва заметно направлять женщину к выходу.

— Посмотрим, к чему приведет расследование. Я буду держать вас в курсе всего происходящего.

Лена кивнула и уже начала самостоятельно машинально двигаться к стеклянным дверям, но вдруг остановилась.

— Еще одно.

Торкель снова шагнул к ней.

— Да?

— Мне звонят из газет.

Торкель вздохнул. Естественно, звонят. В самый трудный для нее момент. Когда ей тяжелее всего. И неважно, сколько раз газетчикам приходилось проводить внутренние служебные расследования после того, как они публиковали интервью с людьми, явно выбитыми из колеи, явно не отдающими себе отчет в том, что они делают. С людьми, пребывавшими в шоке и глубочайшем горе.

Это прямо как закон природы.

Убили ребенка.

Газетчики звонят.

— По моему опыту, большинство людей, общающихся с прессой, находясь в вашей ситуации, потом об этом сожалеют, — честно сказал Торкель. — Вы можете не отвечать или направлять газетчиков к нам.

— Но они хотят получить эксклюзивное интервью и заплатить мне. Я только хотела спросить: не знаете ли вы, сколько с них можно получить?

Торкель посмотрел на нее с выражением лица, которое Лена истолковала как то, что он ее плохо понял. Он действительно плохо понимал ее, хоть и в другом отношении.

— Я подумала, что вам уже доводилось с таким сталкиваться. Какая сумма кажется вам приемлемой?

— Не знаю.

— Я никогда не имела с ними дела. О чем может идти речь? О тысяче? О пяти тысячах? О пятнадцати тысячах?

— Честно говоря, не знаю. Советую вам вообще не разговаривать с ними.

По лицу Лены было ясно видно, что такой вариант ей как раз не подходит.

— Я и не разговаривала. Но теперь они готовы заплатить.

Торкель понимал ее. Она, очевидно, нуждается в деньгах. Ей ни к чему его моральные сомнения или основанная на опыте забота. Она добивается от него ценника. Имеет ли он право осуждать ее? Как давно он сам действительно нуждался в деньгах? И нуждался ли вообще?

— Поступайте как знаете. Только будьте осторожны.

Лена кивнула, и, к своему изумлению, Торкель услышал, как произнес: «Продавайте себя дорого».

Лена кивнула ему с улыбкой, развернулась и пошла. Торкель несколько секунд постоял, глядя, как она удаляется вдоль по улице, в лучах светящего за окном солнца. Он постарался выбросить ее визит из головы и развернулся, чтобы вернуться к работе и коллегам.

Но испытания на этом не закончились.

К нему, прихрамывая, подошел Харальдссон. По его серьезному взгляду Торкель понял, что Харальдссон хочет поговорить. О том, что Торкель до последнего откладывал и о чем его уже трижды просила Ванья.

— Когда кто-нибудь говорит, что мы будем работать поблизости друг от друга, как тебе кажется, что это означает?

Харальдссон лежал на своей половине двуспальной кровати, сцепив руки на затылке и глядя прямо перед собой. Рядом с ним лежала Йенни, подсунув две подушки под попу и упершись ступнями в матрас. Она периодически выпячивала низ живота в сторону потолка, в который бесцельно уставился ее муж. Часы показывали 22:30.

Они только что занимались любовью.

Или трахались.

Или даже нет, если не кривить душой. Харальдссон, повинуясь чувству долга, слил в жену сперму, а его мысли между тем пребывали совсем в другом месте.

На работе.

На встрече с Торкелем, во время которой Харальдссон сообщил ему, что Хансер — вопреки высказанному Торкелем пожеланию — попыталась отстранить его от расследования.

— Это, скорее всего, означает, что люди будут работать вместе, — ответила на его вопрос Йенни, одновременно вновь отрывая бедра от матраса, чтобы сделать спуск к пребывающей в ожидании матке еще круче. — Над одним делом. Ради одной же цели, разве нет?

— Хм.

По правде говоря, Йенни слушала вполуха. Ситуация была для нее далеко не нова. С тех пор как у Тумаса появилась новая начальница, он в основном говорил о работе, а разговоры о работе выливались в обсуждение его недовольства. То, что мишенью его раздражения на этот раз являлась Госкомиссия, а не Керстин Хансер, мало что меняло.

Новые слова, старая мелодия.

— Ты знаешь, что имеет в виду Торкель Хёглунд из Госкомиссии, говоря «работать поблизости друг от друга»?

— Да, ты же сказал.

— Вовсе нет! Когда я стал выспрашивать у него, как он представляет себе наше сотрудничество, то выплыло, что мы вообще не будем работать вместе. Разве это не чертовски странно?

— Да, совершенно непонятно.

Йенни воспользовалась его собственными словами, сказанными за ужином, — хороший способ изображать, что ты в теме, на самом деле в нее не вникая. Работа мужа не была ей безразлична. Напротив. Она очень любила слушать обо всем, от безмозглых фальшивомонетчиков до деталей ограбления транспорта с ценностями, произошедшего позапрошлым летом. Но вот появилась Хансер, и рассказы о полицейской работе уступили место долгим лекциям о несправедливости.

Горечь.

Жалобы.

Ему надо подумать кое о чем другом.

— А знаешь, к кому ты можешь быть действительно очень, очень близко?

Йенни повернулась к нему и запустила руку под одеяло, нащупывая его безжизненный пенис. Харальдссон повернулся к ней с таким видом, будто ему уже залечили три зуба и только что сообщили о наличии дырки в четвертом.

— Опять?

— У меня овуляция.

Рука достигла цели и ухватилась. Стала сжимать. Мягко, но требовательно.

— Опять?

— Думаю, да. У меня утром на полградуса поднялась температура. Лучше не рисковать.

К своему удивлению, Харальдссон почувствовал новый прилив крови. Йенни полностью перебралась на его половину кровати и улеглась спиной к нему.

— Давай сзади, тогда ты проникаешь глубже.

Харальдссон лег на бок, занял нужную позицию и легко скользнул в нее. Йенни повернулась к нему вполоборота.

— Мне завтра рано вставать, поэтому не стоит растягивать на всю ночь.

Она погладила Харальдссона по щеке и опять отвернулась. Взявшись за бедра жены, Тумас Харальдссон дал волю мыслям. Он еще им покажет.

Всем.