Тень принца - Чан-Нют Страница 28

Мандарин Кьен нахмурился, взгляд его, остановившийся на свете масляной лампы, стал грустным, проецируя на расплывчатые отсветы воспоминания, теснившиеся в сердце. Он снова увидел не заботившегося о прическе, своенравного юношу, чьи движения были легки, как в танце. Не было ничего, в чем бы ему отказала Богиня в ее бесконечной щедрости: ни в проницательных глазах, погружавшихся порой в странные мечты, куда за ним не могли следовать товарищи с более умеренным воображением; ни в улыбке, рождавшейся сначала во взгляде и лишь потом появлявшейся на губах. Его любили — и он сам, и мандарин Тан — за щедрость и дружбу. Для него не существовало общественного неравенства. Он был рожден для трона, но погиб слишком рано, править ему было не суждено. Кьену вспомнился и тот незабываемый вечер, когда они трое должны были явиться миру в качестве победителей конкурса. В торжественной атмосфере, к которой примешивались трудноопределимые чувства — гордость и удивление, амбиции и сожаления — распорядитель поздравил их от имени Императора. Потом состоялся банкет, на котором они присутствовали уже в качестве лауреатов, несмотря на еще мальчишеские лица. Пир был наградой, щедрым подарком Сына Неба, отметившего их выход в мир дипломатии и юриспруденции. Юный Кьен с восторгом рассматривал пышные одеяния сановников, облаченных в шелк и парчу, ему не сиделось на месте, он вскакивал при каждом ударе барабана, отмечавшего конец очередной речи. В зале торжеств он поражался изяществу колонн из самшита, освещенных сотнями красных и золотых фонариков. По колоннам ползли резные змеи, их чешуя блестела при свете огней. На возвышении, покрытом малиновым бархатом, восседали высшие чины: мандарин с роскошным веером в руках, отвечающий за соблюдение этикета, соседствовал с главой верховного суда. Музыканты извлекали мелодичные ноты из своих инструментов, звуки флейты прекрасно сочетались с резкими аккордами цитры. Толпа слуг в одеяниях с разрезом вносила изысканные редчайшие блюда, стрижиные гнезда соперничали со слегка припущенными голотуриями. Кьен смотрел на других лауреатов, пораженных роскошью церемонии, и мысленно назначал их, как и себя, на самые высокие посты Империи.

Рядом с ним новоиспеченный доктор Тан, совершенно оглушенный успехом, изобретал молитвы благодарности, достойные поэта, не переставая оглядываться. Кьен помнил очень отчетливо: Тан не спешил отведать яства пышного императорского обеда. Он ждал, сначала нетерпеливо, а потом с беспокойством, прибытия их общего друга принца Хунга. Его пришлось долго ждать. Фонари потушили, столы убрали, и тогда стало очевидным — принц Хунг не придет.

На палубе сампана, плывущего вверх по реке, царил покой: пассажиры простерлись на циновках прямо на полу, так как в это время только сумасшедший мог оставаться под дождем — частым, как лианы в джунглях. Потоки воды клонили прибрежные пальмы долу, а пассажиры радовались, что на корабле есть бамбуковый навес, под которым они смогли укрыться. Все размахивали бумажными веерами, чтобы отогнать мух, привлеченных запахом мокрых и потных тел. Торговцы супом уже закончили свой обход и тоже прилегли в сторонке от клиентов, положив ноги на котелки — они не забывали охранять их даже во сне.

Вдруг воздух прорезал резкий крик. Те, кто приподнялись на локтях, увидели необычайно взволнованного человека, опершегося о борт. При каждом лихорадочном повороте тела его длинные волосы закручивались вокруг туловища, как водоросли вокруг скалы. Наклонившись к воде, он жестикулировал, отчаянно крича во все горло:

— Несчастье! Остановите судно! Мое сокровище упало в воду!

При слове «сокровище» некоторые из путешественников поднялись и приблизились к мужчине, пытаясь оценить его ценность. В водовороте кильватерных струй виднелась плоская котомка, едва державшаяся на воде. Разочарованные зрители решили продолжить свой отдых, но тут прибежал один из матросов, желавший, чтобы волосатый человек наконец замолчал:

— Слишком поздно, сами видите! Ваш мешок уже ушел на дно, все кончено!

— Невозможно, несчастный! Нужно вернуть мой мешок, или мой род прекратится! — умолял мужчина, отмахиваясь от волос, забивавших рот.

— А, вот и попался, мошенник, — ответил молодой матрос. — Значит, вы перевозили вашего ребенка в мешке, чтобы не платить за проезд! Раньше надо было думать.

Поняв, что произошла трагедия, пассажиры снова подбежали к волосатому человеку, и один из них сказал:

— Вам не стыдно — вы даже не попытались спасти ребенка, когда он тонул!

Человек повернулся к потрясенному пассажиру, показав ему свое заросшее лицо, и возмущенно сказал:

— Могу ли я плавать с такой шевелюрой? Намокнув, она становится тяжелее десяти камней, и она утянула бы меня на дно. У меня нет желания откармливать собой угрей. Ба! Да, лодочник прав, тем хуже для мальчонки, ему было всего несколько дней. Я не успел потратить на него слишком много.

С этими словами он отвернулся, демонстрируя полное отсутствие интереса к болтавшейся на воде суме.

Но одна из женщин, сидевшая с расставленными ногами и кормившая ребенка огромной грудью, завопила, приложив руку к сердцу:

— Несколько дней? Ты урод!

Она крепче прижала к себе кричавшего младенца и обратилась к своему мужу, грубо толкнув его:

— Иди ты! Прыгай — спаси бедного малыша, он вот-вот потонет!

Скрепя сердце, ее муж поднялся и решительным движением скинул куртку. Он бросился в волны и сделал несколько гребков по направлению к сумке, но ее относило течением. Пассажиры на палубе, затаив дыхание, с любопытством наблюдали за этим подвигом и осуждали низость бессердечного отца. Волосатый человек тоже не спускал глаз с котомки, которую пловец извлек из воды и осторожно держал в вытянутой руке. Множество сочувствующих рук помогли пловцу взобраться на борт, все были в восхищении. А его жена, взволнованная и переживавшая за мужа, вырвала мешок и бережно открыла его.

— О бедняжка, малыш! — запричитала она, развязывая веревку.

Но нежное выражение ее лица тут же сменилось на гневное, и она закричала, тыча пальцем в человека с волосами:

— Обманщик! Сумка пуста!

Отшельник Сэн взял у нее котомку и возразил:

— Что же вы хотите! Малыша, без сомнения, сожрали рыбки, вот все, что от него осталось.

Пошарив в мешке, он вытащил кусок дубленой кожи и показал его женщине, закричавшей от ужаса…

Мандарин Тан и ученый Динь вошли в Стратегический зал в тот момент, когда министр Кьен говорил:

— Ремесленник Перо, избивавший женщин, которые работали на него, заслуживает ста ударов хвостом ската. Хозяин должен подавать остальным пример, иначе порядка не будет. Устойчивость нашего общества зависит от добродетели ответственных лиц — так нас учит Конфуций.

Принц Буи с удивлением смотрел на своего помощника.

— Вы слишком категоричны, но ваши доводы не лишены основания. В том, что касается госпожи Пион: я предлагаю заклеймить ей лицо раскаленным железом. Подобная красота должна быть уничтожена, если она порождает порок.